Улыбнись, когда плачут Ангелы

- Ой, Ирина Николаевна. Я думала вы ушли, рабочий день закончился. Можно?
Ольга заглянула в кабинет.

- Можно, можно. Что тебе, заполошная?
Не поднимая головы, ответила старшая медсестра.
- Там, там Матвеева из восьмой бузит, капельницу выдергивает, мужем стращает. Говорит, что от этих лекарств ее малыша посыпало.

- Хорошо, Оля, я зайду, поговорю с Матвеевой. Бузит, говоришь? Хороший знак, значит, на поправку пошла. Вчера еще лежала – лебедь умирающий. Пусть бузит пока, закончу с делами, зайду к ней, проведу воспитательную работу.

- Что вы так усердно строчите?
Оля мельком посмотрелась в зеркало, поправила шапочку, заглянула через плечо старшей медсестры. Ирина Николаевна перестала писать, внимательно посмотрела на девушку.

- Что строчу? Документы на выписку готовлю. Завтра, Олюшка, любимца твоего заберут. Первая дорога в жизнь, так сказать. Не веселая дорога, продолжила она, помолчав, не веселая.

- Рыжика? Куда его? Родственники нашлись?

- Нет. Какие там родственники. Какие родственники у детдомовских?! Мать была детдомовская, отец тоже. Остались малышу только фотографии и тех, пару штук. В дом малютки повезут кроху. Не успел родиться, а его сразу жизнь, ...
женщина запнулась.

- Такой хорошенький. Крошечка, а глазки, как у старичка, умненькие и грустные. Все детки плачут, а этот кряхтит и смотрит, так серьезно смотрит, будто в душу заглядывает. Возьму на руки, вцепится ручонкой в палец и в рот тащит.

- В рот тащит, кушать хочет. Ему наше искусственное вскармливание, как слону дробина. Видела, какой здоровяк родился? Ему титьку мамкину подавай, а нет титьки. И мамки, нет, не сберегли девчонку. Как доносила после такого потрясения, ума не приложу.

- Какого потрясения? Что-то не хорошее случилось? Я думала, студентка, залетела, папашка отказался жениться. Думала, она мать одиночка.

- Нет, Оля. Не отказался. Папашка в Грозном, в первый день на Минутке, в БТРе сгорел. Осталась будущая мама один на один со своим горем. Без мужа осталась, с пузом, в коммуналке с соседями алкашами и с крошечным пособием. Вот такие пироги с котятами. Как выносила, все удивлялись. На сохранение положили, аритмия, гемоглобин ниже не придумаешь, под глазами синяки, худющая, жуть. А малыш, вон какой крепыш родился, видно в отцову породу пошел, мужик. Жаль, мамка так и не увидела, после наркоза не проснулась сердешная.

- Ой, как жалко, рыженький, хорошенький. Я к нему так привязалась. Может мне его усыновить? А что, буду молодая мамочка. Кто полюбит и с ребеночком возьмет.

- Ага, держи карман шире. Тебе не дадут, ты не замужем, да и сопливая еще. Не выдумывай, своих нарожаешь. Ты дивчина, гарная, и выносишь, и родишь, и выкормишь.

- Уводи пацанов, сержант. Не придет помощь. Слышь? Быстро уходите, получится, не первый раз замужем. Не таращи на меня зенки, мать твою. Это приказ. Уводи, е... Выругался, сплюнул. Слюна вязкая, во рту привкус крови и пороха.

- Передай Ленке, он замялся. Говорили сегодня, связь хреновая. Не успел сказать. Скажи. Я люблю ее. Глупо все. Не успел, пацана не успели родить. Ни хрена не успел в этой жизни. Пусть счастлива будет, за нас обоих, счастлива. Все, нет времени на сантименты. Ноги в руки и рысью пошли. Постарайся без шума, сохрани бойцов. Там, он поднял глаза в небо, зачтется. За одну спасенную жизнь 10 загубленных Боженька простит. Улыбнулся криво, еще раз сплюнул. Все. Пошли вон. У вас минут семь из зоны ноги унести, на крайняк, пятнадцать, если мне подфартит. Как «звери» скумекают, что один, все, суши весла.

Он не видел, как уходили ребята, стрелял. Работа такая. Он сам выбрал эту работу, или она его выбрала. Не важно, теперь это не важно. Сюда он тоже пришел сам, добровольно, почти добровольно.

Мальчиков этих никто не спросил. Родителей не спросили: хотите, чтобы сын ваш, которого вы растили, любили, жизнь отдал за «мудаков, отмывающих деньги на чужом горе»? Вспомнило государство о них, как о «должниках» вспоминают, когда деньги заканчиваются. Призвали. Ты должен. Кому, что должен этот сопливый пацан? Какой такой на нем долг, который только кровью оплатить можно?! Жить эти мальчики должны, учиться, работать, детей рожать. Воевать спецы должны. Каждый должен выполнять свою работу, делать то, что умеет делать качественно, профессионально

«Звери» очухались быстро. Бой был коротким. Стрелял, пока было чем. Ранили в правую руку. Ничего, это ничего. Живым решили взять. Осмелели. Пьяные, или обкуренные. Ржут, гергочут что-то по-своему, как гуси.

Главное, чтобы подошли близко, чтобы все подошли. Идите, ближе идите, суки. Я не опасен. Рука ранена, патронов нет. Отбросил автомат.

- Ну идите, идите сюда, твари. Он криво улыбнулся. Идите ублюдки поганые. Сейчас будет сюрпрайз.

- Господи, дай мне силы!
Разжал левую руку. Взрыв.

Тишина. Страшная тишина. Дождь пошел. Тишина такая, что слышен удар каждой капли о металл. Тихо. На изуродованном осколками, окровавленном лице, застыла кривая ухмылка, улыбка смерти. Дождь идет, Ангелы плачут.

- Работаешь?
Свекровь заглянула в комнату, улыбнулась.
- Глаза не болят? Целый день за компьютером своим сидишь. На улицу вышла бы, что ли. Погода замечательная, цветет все, тепло, птички поют. Благодать божья.
- Не-а. Некогда. Завтра проект сдавать. Немножко осталось. Я еще пол часика посижу.
- Все. Перекур. Поднимайся, я сказала. Пошли чай пить. Поболтаем, отвлечешься немного. Пошли, не могу одна. На душе не спокойно, с ума сойду.
- Ок. Я сейчас, пять минут. Только, если можно, мне кофе, чтобы спать не хотелось.
- Ты своим кофе, сердце ухайдокаешь.
- Ну, пожалуйста, пожалуйста.
- Ладно, уж, приходи, я в «кабинете».

Окно на кухне, в «кабинете» свекрови, было открыто. С улицы пахло сиренью. На столе стояли две чашки. Одна с чаем, вторая, с кофе. Пирог с золотистой корочкой красовался на фарфоровом блюде, источая сказочный аромат. Белая скатерть с каемочкой из васильков, придавала торжественность моменту. Свекровь умудрялась каждую трапезу превратить в событие. Запахи сирени, кофе и пирога смешались в один сладостный, неповторимый запах. Запах настоящего дома, надежного дома, где всегда ждут.

- С капустой? Ух ты, здорово. Значит, мне не показалось. Я решила, что глюки начались.
- Ты бы еще пару часов поработала, черти бы начали мерещиться. Садись, доходяга. Забудь на пол часика про свою диету. Глянь, какой ловкий пирог вышел.

- Вкуснотища. Нет я могу от чего угодно отказаться, но не от пирога с капустой.
Промурлыкала Лена, запихивая в рот кусок пирога.

- Боже, какая прелесть. Вы волшебница. У меня так никогда не получится.
- Пальцы не облизывай, подхалимка. Нашла волшебницу.
Свекровь улыбнулась.
- Научу. Будешь печь не хуже меня. Здесь главное старание и хорошее настроение. Отрезать еще, ... не договорила. - Ой. Свекровь выронила нож и медленно опустилась на стул. Закрыла глаза. Машинально схватилась за нательный крестик. - Ой, Господи.

- Что? Мама, вам плохо? Что, что? Не молчите. Вам плохо? Скорую вызывать?
- Не нужно скорую. Случилось что-то, с ним случилось, случилось плохое. Понимаешь ты? Я чувствую. Сердце сжалось. Такая боль, другая. Так никогда не болело. Нет его, больше нет. Не живой больше Сашок, я знаю.

- Не говорите ерунды. Мы разговаривали три часа назад по телефону. Командировка закончена, завтра вылетают домой. Не ведутся там боевые действия сейчас. У вас приступ, обычный сердечный приступ. Сейчас накапаю капли и в скорую позвоню. Нужно прилечь. Тихонечко поднимемся и идем в спальню. Я помогу.
- Не обращайся со мной как с умалишенной. Успеешь еще. Я знаю, девочка, страшное случилось. За что, Господи?!
Мать закрыла лицо руками и закричала:
- За что? За что, Господи? Почему он? Почему не я?

Она шла по улицам родного города. Города, где прошло их детство, где он впервые ее поцеловал, подарил первую розу, где кричали «горько» на свадьбе. Кричали, не предполагая, что горько будет потом, очень горько и нестерпимо больно. Город казался чужим, враждебным. Городу было наплевать на ее боль, обиду, горе. Он жил своей жизнью. Молодежь целовалась в скверах, старушки сидели на лавочках у подъездов, малыши играли в песочницах. Жизнь продолжалась, чужая жизнь. Ее жизнь закончилась, когда он разжал левую руку. Она не знала, как все произошло. Знала только, что подвиг совершил, что орденом награжден посмертно. Знала, что ребят своих спас, тех, кому удалось уйти тогда из этого ада.

Она шла по городу и безуспешно пыталась привести в порядок свои мысли. Как жить дальше? Свекровь. Ну, дочь у нее есть. Живет у черта на куличках. Никогда мать не поедет туда жить, могилы не бросит. Петр Яковлевич здесь лежит и Саша, тоже. Уже приказала, чтобы похоронили рядом с сыном. Если так пойдет дальше, долго ждать не придется. Либо руки на себя наложит, либо угаснет, как свеча.Что делать? Господи, что мне делать?

- Теть, а теть. У вас колбаски нету, или булочки?
Она обернулась. По ту сторону металлической витой ограды стоял смешной мальчуган, лет четырех, пяти. Рыжие взъерошенные волосы, рыжие ресницы, лицо в веснушках и замечательная добрая улыбка. Солнечный мальчик, машинально подумала она и испугалась этой мысли. Малыш держал в руках грязного, худого, видимо бездомного котенка.

- Что тебе, малыш?
Она пригляделась к вывеске на здании за забором. «Детский дом №.»

- У вас для котенка что-нибудь есть? Жалко его, голодный.
- А ты? Ты кушать хочешь? У меня конфеты есть, а колбаски, прости, нет, к сожалению.
- Кушать я не хочу, мы уже кушали. Конфеты? Хочу. А котенок конфеты не любит. Он сырники любит. Я ему сегодня утром сырник притащил, стрескал так быстро, чуть палец мне не отгрыз.
Мальчик улыбнулся.

- Голодный, говоришь? Хорошо. Стой тут, никуда не уходи. Здесь за углом магазин, я быстро. Подождешь? На вот, пока, конфеты кушай.
- Ага, мы подождем.
Весело ответил малыш, закладывая за щеку конфету.
- Только если меня не загонят. Я без спроса вышел. Котенка знакомого увидел в окно и выбежал.
- Да, да, я быстро. Я очень быстро.

Когда она вернулась, «солнечный мальчик» в сопровождении толстой тетки уже подходил к двери здания. Малыш обернулся, увидел ее, попытался вырвать руку из мясистой ручищи работницы детского дома, безуспешно. Тогда, он помахал другой рукой и скрылся в дверном проеме.

Странно, но котенок сидел на том же месте, никуда не собирался убегать. Словно понимал, что сейчас ему предложат большой кусок вкусной молочной колбасы.

Покормив котенка, Лена направилась домой. Уже пройдя два квартала, случайно оглянувшись, увидела, что котенок следует за ней. Котенок бежал не быстро, на почтительном расстоянии, но не терял ее из вида.

- Что же мне делать с тобой, чудо грязное?
Она остановилась. Котенок тоже остановился. Она пошла за ним, котенок побежал обратно к зданию детского дома. Так повторилось три раза. На четвертый раз Лена решила не останавливаться. Котенок дошел с ней до дома и остановился возле подъезда, сел, принялся облизывать свою, слипшуюся от грязи шерсть.

- Так что же мне все-таки с тобой делать? Ну, пойдем. Будем надеяться, что нас не выгонят.
Она присела на корточки и поманила котенка. Котенок послушно подошел и стал тереться об ее руку.

Постарайся быть счастливой.

Она плохо помнила события после. Сложить все, что произошло в единую картину, не получалось. Помнила, что весь вечер провозилась со свекровью. Помнила, как в пять утра, зазвонил телефон. Сухой, без эмоций, голос на том конце провода, сообщил, что ее муж погиб при исполнении,... что ей надлежит явиться в ... дата, время, адрес.

Привезли гроб, не разрешили открывать, что-то говорили, опустили в могилу, салют. Все, как в тумане, в страшном сне. Свекровь, рыдавшая до похорон дни и ночи, вдруг замолчала, стала какой-то каменной, не живой.

Жуткий сон, от которого невозможно проснуться. Нужно проснуться. Кто-то должен быть сильным и этот кто-то, она, Лена, больше некому. Скорая приезжает каждый день, свекровь от госпитализации отказывается. Нужно покупать дорогие лекарства, продукты. Хорошо бы летом уговорить Марию Ивановну съездить в санаторий. Хотя, не согласится. В любом случае, нужно работать, нужно жить.

- Постарайся быть счастливой за вас обоих. Он просил передать, что любит тебя, очень любит.
Сказал сержант. Это было через пол года после похорон. Сержант выписался из госпиталя, уволился и по дороге домой заехал навестить могилу командира.

Молодой совсем мужик, а виски седые. Прихрамывает. Но. Живой. Матери радость. На лице печать смерти. Словами это не объяснишь. Она видела такое лицо у мужа, когда он возвращался из очередной командировки. Видела и запомнила навсегда. Эту печать ни с чем не спутаешь. Пластическая операция не поможет. Лицо, только зеркало. Сама печать, она на сердце поставлена. Правильнее сказать, на душе печать эта.

Сержант налил три рюмки. Одну поставил к памятнику. Выпили молча. Потом закурил, долго сидел на лавочке у могильной плиты, что-то бубнил себе под нос. Лена не стала прислушиваться, пусть выговорится парень. Сержант говорил, а по щекам медленно скатывались скупые слезинки, стекали на подбородок, ниже за ворот рубахи.

Она впервые видела, как плачут мужчины. Слезы не унижающие, не оскорбляющие достоинства. Плакал, настоящий мужик, а за его спиной, плакали Ангелы.

Так не бывает

Она постучала в приоткрытую дверь спальни. Вошла. Свекровь сидела на кровати и перебирала какие-то документы.
- Мам, вы не спите? Может чаю? Я принесу. Или покушать? Я колбаски купила. Сделать салатик?
- Нет, Лена, не хочу. Есть, не буду. Металлическим голосом ответила свекровь. - Не заставляй меня, в прок все равно не пойдет.
- Против чего протестуем? Что еще за демарш устроили?
Уже более сурово, обратилась она к матери.
- Я сделаю салат, вы сегодня ничего неверное не ели. Я права?
- Не помню, да и не важно. Не хочу я кушать, деточка. Уже другим тоном заговорила свекровь. Ладно, давай чай. Лена принесла чай и бутерброды. Сидели долго, говорили ни о чем.

Потом свекровь достала давние фотографии. Стали рассматривать вместе. Свекровь рассказывала, какой Сашка был шкодный маленьким. Как рыжий, несмышленый котенок. Нашкодит, а чтобы не наказывали, под стол прятался, или в шкаф. Однажды разобрал будильник на запчасти, обратно собрать не смог, спрятался в шкафу и заснул там. Искали долго, все дворы обегали. Хорошо потом догадались в шкаф заглянуть, а то уже в милицию заявлять хотели.

Она взяла старую, пожелтевшую фотографию и обомлела. Со снимка на нее смотрел мальчик, с которым она сегодня разговаривала у ворот детдома. – Господи, как похож. Бывает же такое. Одно лицо, глаза, волосы,... улыбка. Так не бывает. Я не видела раньше этой фотографии, откуда она?

- Какая? А, эта?! Странно, я думала, ты все фотографии видела. Это старая, мы еще тогда не здесь жили, в районе.
- Мам, а почему Санька, рыжий? Вы со свекром темненькие и Танюха тоже.
Свекровь как-то странно посмотрела, улыбнулась.
- Чего уж теперь, теперь можно. Саша не знал, мы ему не говорили. Мы его взяли из дома малютки. Деток у нас долго не было. Вот и взяли мальчика. Родители на машине разбились, а их с братом в дом малютки определили. Брат у него был близнец. Мы бы обоих забрали, но другого малыша усыновил кто-то на пол года раньше. Нам так сказали. Вот такие-то дела. А через два года у нас Танюшка родилась. Батя шутил, говорил, мол, выполнили мы норму по детям. Воспитали себе замену на этом свете и сына, и дочь. А что ты вдруг спросила?
- Да, так, ничего. Лена задумалась.

Я хочу сына

- Санька, я сына хочу. Чтобы такой же рыженький был, как ты. Хочу еще одно солнышко. Такое маленькое, маленькое. Маленькие ручки, маленькие ножки, глазки пуговки и волосики ежиком, как у тебя.
- Да ты что?! Правда? Пошли.
- Куда пошли?
- Как куда?! Делать пошли. Сказано, сделано. Желание командира, закон для подчиненного. Пошли, пошли.
Сашка подхватил Лену на руки и понес в спальню. Телефон зазвонил на самом интересном месте. Санька простонал: е мое, перелез через жену и подошел к столу, в чем мать родила. С его лица медленно сползла улыбка.

- Да, понял, через 40 минут буду готов.
- Что за сорок минут успеем? Неудачно пошутила Лена.
- Не, малыш, это процесс сложный, требующий точности ювелирной. Ты же хочешь мою копию, которая будет лучше оригинала. Да?
Лена расхохоталась.

- Куда лучше-то? Лучше не нужно. Сам говорил, что лучшее, враг хорошего. Пусть будет, как ты. Иди ко мне, ну иди, иди.
- Не. Малыш. Некогда. Поднимайся. Быстренько мне перекусить сваргань. Я через пол часа уезжаю.
- Куда еще? Опять совещание? Достали твои начальники, выходной сегодня. Не пущу. Скажешь, уважительная причина была, бэби делали. Они себе уже нарожали, пусть совещаются. Пошли они знаешь куда?
- Знаю, малыш, все знаю. Нельзя. Срочная командировка. У нас вылет через два часа. Ты же не хочешь, чтобы муж голодный уехал? И с собой что-то кинь, бутербродов там, еще чего, сала, сала не забудь.
- Да, солнышко, я быстро.
- Пирожков маминых положить? Лена отвечала уже из кухни.

Странный сон.

Заснула она необычно быстро. Провалилась в какую-то мягкую, прозрачно-голубую мглу и оказалась на залитом солнцем цветущем лугу. Цветы необыкновенной красоты издавали неземные ароматы. Светило солнышко, пели птички, легкий нежный ветерок ласкал волосы, лицо, руки.

На душе было светло и радостно, и она побежала по этому лугу. Побежала, как в детстве бегала по полю в деревне у бабушки. Побежала, широко распахнув руки, изображая из себя птицу. Словно, не руки у нее вовсе, а крылья. И она не девочка, а птица. Вот бежит, бежит эта птица, все быстрее бежит. А потом, отрывается от земли и парит над нею. Все выше и выше взлетает и не страшно ей вовсе. Полетала над полем, березовой рощей, что сразу за полем и вернулась обратно.

Вернулась на цветущий луг, пошла дальше, дальше, а луг не кончается. Санька идет навстречу и малыша за руку ведет, их малыша. Мальчик рыженький, взъерошенный, глазки – пуговки, курносый. Куда еще лучше, прошептала Лена во сне.

- Ты хотела сынишку, чтобы как я. Вот тебе, готовая копия. Как, похож? Правда, одно лицо?
- Одно лицо, во сне повторила Лена. Но, как это возможно? Как возможно? Так не бывает, подхватывая мальчугана на руки, смеясь и целуя его, закричала она.

- Бывает малыш, бывает. Жизнь, она такая штука. В жизни бывает даже то, чего быть не может. Жизнь, она круче любого сериала бывает.
- Не, бывает, не бывает, продолжала хохотать и кружиться Лена.
- Бывает, бывает, отвечал Санька. И они, все трое хохотали, кружились, взявшись за руки, бегали по лугу, как сумасшедшие. Потом, увалились на траву и стали плести венки из сказочных цветов.

- Хорошо. Ты посмотри, как красиво вокруг, сказочная красота. У нас теперь все будет хорошо. Мы вместе, мы, сила. Вон, какой карапуз у тебя теперь есть, наш карапуз, наша кровь. Гены, великая вещь. Да, малыш? Он наклонился и поцеловал ее за ушком. Поцеловал так, как он один умел это делать. Поцеловал так, что Ленка была готова отдаться прямо здесь, сейчас, на лугу. Но, теперь они не одни, сынишка, радость, смысл в жизни.

Впервые за это время Лена улыбалась. Впервые, она видела сон, добрый, хороший сон, похожий на сказку. Впервые, за этот год, у нее было все хорошо, у них все было хорошо. Было хорошо, спокойно и радостно, пусть даже во сне.

Зазвенел будильник. Лена открыла глаза, сон растаял. Но, настроение осталось. Нормальное, боевое настроение. Будем жить дальше.

- Теперь все будет хорошо. Все будет иначе. Я знаю, Саша хочет именно этого, сказала Лена, входя в спальню к свекрови.

- А знаешь, мне сегодня Саша снился маленький. Только странно, помолчала, он меня не мамой называл. Сказала свекровь задумчиво.

- Бабушкой? Улыбнулась Лена
- Откуда ты знаешь? Бабушкой. Так же улыбался, как в детстве, хитро, с прищуром. Только худенький какой-то.

- Будешь тут худеньким, когда вокруг толстые тетки шастают, с ироничной улыбкой отбарабанила Лена.
- Что, прости? Я не расслышала. Какие тетки?
- Это я так, не обращайте внимания. У нас сегодня есть важное дело. Умываться, завтракать и в путь.
- Куда еще. Я никуда не пойду.
- Еще как пойдете. Я сегодня познакомлю вас с одним человеком.
- Каким еще человеком? Не выдумывай. Еще чего не хватало. Не пойду. Сказано, не пойду.

- Так, мама, не капризничать мне. Пойдете. Поверьте мне на слово, это очень важный человек. Этот человек, человечище, важный для меня, для вас. Послушайте меня, так Саша хочет, собирайтесь.

Через час они садились в такси, еще через двадцать минут в кабинет директрисы детского дома привели «солнечного мальчика». Он увидел Лену, выдернул маленькую ручонку из «тисков» воспитательницы и ринулся к ней.

- Тетя, а котенок пропал. Я везде его искал, звал, долго звал, а он не отзывался. Убежал, наверное, или собаки разорвали, вздохнул малыш и опустил глазки – пуговки, полные слез.
- Нет. Не расстраивайся, малыш. Котенок жив и здоров, он ждет тебя.
- Меня? Где ждет? Недоверчиво спросил мальчуган и растерянно посмотрел на директрису. Та, одобрительно кивнула.
- Тебя ждет. Дома ждет, солнышко, у нас дома, у тебя дома, сказала Лена.

- Наш мальчик. Ты, наш «солнечный мальчик». Бабушка обняла малыша, поцеловала и погладила рыжие взъерошенные волосы. Плакала Лена, плакала свекровь. Даже толстая тетка – воспитательница всплакнула, вытирая красное потное лицо вафельным полотенцем. Только рыжеволосый, ничего не понимающий малыш, смотрел на всех изумленно, хлопая большими, рыжими ресницами и широко улыбался. Улыбался доброй светлой улыбкой, Сашкиной улыбкой. Улыбался ребенок и вместе с ним улыбались Ангелы.

Не заставляйте Ангелов плакать. Сделайте что-то хорошее, пусть вместе с вами хоть однажды улыбнется Ангел.

Автор: Дина Зима