Когда она ушла не волновался я думал что обратно прибежит: Когда Она Ушла- Не Волновался… — Стихи

By | 19.08.2018

Когда Она Ушла- Не Волновался… — Стихи

Когда Она Ушла- Не Волновался…
Я думал, что обратно прибежит,
Печальная… И будет Извиняться,
Шептать на ушко, что Её Я Жизнь…

Когда Она Ушла, Я Не Пытался
Ей позвонить и рассказать о том,
Что та, с которой за руки держался,
Во Всем Виновна… Я здесь ни при чем…

Когда Она Ушла, не думал даже,
Что Я начну потом по Ней Скучать…
Ждал вечером, когда со мною ляжет
На нашу общую, холодную кровать…

Когда Она Ушла, Забилось Сердце…
Мне захотелось вдруг Её Вернуть,
Чтобы от Нежных Слов Душой Согреться,
Чтобы Продолжить с Ней нелегкий путь…

Когда Она Ушла… Прошла неделя…
Не выдержал и номер Я набрал,
И слушал в трубке Я, ушам не веря,
Что номер больше Не Существовал…

Когда Она Ушла, Я Думал к Лучшему,
Но вдруг Поблекло Солнце, Умер Мир…
Я Понял, что Она была Единственной,
Которую на свете Я Любил…

Ксения Исакова

[Всего: 5   Средний:  4/5]

Поделиться ссылкой:

Похожее



Раздел: КОГДА ДУША КРИЧИТ О ХУДОЖНИКАХ И ПОЭТАХ ОДИНОЧЕСТВО ТЯЖЕЛЫЕ СТИХИ

Навигация по записям


← Благодарю за боль разлук.
5 апреля →

Рассказы финалистов второго сезона конкурса

Дудко Мария. Ключи

Так… Тик… Так…

Голос старых напольных часов из прихожей уже встречал меня, а я никак не мог открыть дверь. Ну где же эти ключи?… Неужели, потерялись? Только этого не хватало, и так день не задался!.. А, нет, вот же…

Часы пробили восемь, когда я ступил на скрипучий паркет прихожей. Как я соскучился по тишине своей квартирки! Хотелось просто развалиться на потёртом диванчике, да так и пролежать до утра… Но вместо этого я поплёлся к компьютеру. Пока старенький агрегат, доставшийся по наследству от динозавров, включался, я заварил себе кофе. Сегодня понадобится не одна кружка. Статья за ночь, а вдохновения с гулькин нос. Еще и на работе сокращениями грозят. Нельзя затягивать, а то увольнения не избежать. И ещё блог не плохо бы обновить, а то скоро последние подписчики разбегутся. Эх…

Работал я в редакции одного журнальчика, что в нашем районе, да и в городе в общем, был вполне востребован. Редактор – Федот Степанович – всегда только лучшее в печать пускал.

Лучшее. Да. Это значит не меня. Почему-то в последнее время моя писанина совсем не впечатляла. Даже меня самого. Честно, не удивлён. Похоже, я потерял искру, как будто писать нечего было. Смешно как-то: живу в мегаполисе, где каждый день что-то случается, а гляжу как в пустоту. Чужие проблемы переставали волновать, каждый здесь – капля в море. Вот и новости у меня серые, чужие, далёкие и не нужные, в общем то, никому.

О чём я писал? Как я тогда ещё думал, о важном. О вечном, в какой-то степени. Я заметил, что люди кругом так закрылись, что словно перестали видеть друг друга, не то, что чувствовать и понимать. Каждый в какой-то миг уходит в себя и теряет ключ от двери, в которую вошёл. Запирает сердце. Надевает маску. Безразличную. И молча идёт по серым камням мостовой…

Просто хотелось, чтобы услышали… Думал, стану ключиком к миру по эту сторону маски. Помогу нуждающимся своим словом, научу людей слушать и слышать, мир спасу. .. Но, кажется, что-то пошло не так. И теперь… Теперь не знаю даже, как себя то спасти. Вот и в ответ получаю плач рвущейся бумаги и знаменитое последние предупреждение из уст Федота Степаныча. Последний шанс. Завтра не приду с сенсацией — всё. Что ж… Похоже, пришла пора забыть на время о своих рассуждениях и погрузиться в мир человеческих интриг. Написать то, что будут читать. То, чего от меня ждут. Нет, не так. Что ждут от статьи в нашем журнале.

О чём шумят нынче каменные джунгли? Что несёт ветер перемен по их заасфальтированным тропам? Самой обсуждаемой темой стала череда странных смертей, впрочем, как это и бывает обычно. Вот уже долгое время один за другим погибают взятые под стражу преступники. Самые разные: от простых карманщиков до почти убийц, взрослые и совсем ещё подростки четырнадцати лет. Большинству из них ещё даже не вынесли приговор. И диагноз у всех один — отравление. А чем — пока загадка. Это происходило с некоторой периодичностью в разных районах города, но чаще всего именно в нашем отделении полиции. И, по чистой случайности, как раз там работал никто иной, как мой старший брат — офицер Юрий Дискарин.

Как пригодилась бы мне его помощь сейчас… Но нет. С братом мы не ладим. И никогда не ладили. Так повелось… Наверное, мы просто слишком разные. Юрик скрытный, недоверчивый. Он никогда и ничего не рассказывал мне, предпочитал всё делать сам, и я чувствовал, что совсем ему не нужен. Я же, должно быть, слегка завидовал брату. Он успешен, просто гордость семьи, а я хватаюсь за последний шанс остаться на работе.

…Хватаюсь за последний шанс остаться на работе. Хотя… Можно попробовать разузнать о громком деле из первых уст, так сказать. Подобное, наверняка, заинтересовало бы Федота Степаныча, но придется обратиться за помощью к брату. Ага… И в очередной раз стать неудачником в глазах целого рода. Черта с два! Даже ради работы я не стану просить о помощи этого человека!

Ну, ничего. Я подготовился, собрал материалы, теперь напишу и спасён! Справлюсь сам. Успеть бы до утра…

ТРЯМ!!!

Звук застал меня врасплох. То был сигнал, что кончился завод, от старых часиков в коридоре. Дело поправимое. Я встал, подошёл к часам, открыл крышку и привычным жестом потянулся к ключу. Только вот ключа то как раз и не было. Что за странное дело? В своём доме я ценил порядок, а такие вот казусы просто выбивали из колеи… Что мне теперь, искать этот потерявшийся ключик? Придётся, похоже…

Кинув грустный взгляд на компьютер, я стал припоминать, куда мог сунуть эту старую железку. Вот я уже облазил несколько полок, заглянул в ящики и…

Это что такое? В комоде лежал конверт. И, если ключ от заводящего механизма я готов был увидеть среди носков, с моей то рассеянностью, то вот странного послания уж никак. Хотя, может я слишком наивен? Ой, что-то не нравится мне это всё…

Конверт, я, естественно, распечатал и сразу узнал почерк Юрика.

«Не уверен, что за мной не следили. Загляни в почту. Я никогда не забывал про твой день рождения!
Ю.»

Что за шутки? Так и знал, что надо было отобрать у него ключи, когда он переехал! Постойте, что-то на обороте…

«KeyHole4u. ..»

Я ещё раз пробежался глазами по торопливо написанным строчкам. Текст казался лишенным смысла и ни о чём мне не говорил.

Чего это он? Для белены, вроде, не сезон… На всякий случай я сверился с календарём и убедился, что день рождения у меня не сегодня и даже не в ближайшие дни. Вразумительно выглядела лишь просьба проверить почту.

На что только я время трачу? Прежде, чем моя рука успела закрыть текстовый редактор, выплывшее окошко осведомилось, точно ли я хочу это сделать. Вот, даже оно издевается…

На почту мне и правда прилетело одно письмецо. Ну и спрашивается, зачем Юрику это: вторгаться в мой дом со странной запиской и одновременно чирикать в интернете? В конце концов, не проще ли позвонить? Конечно, я бы не прыгал от восторга, когда бы что-то заставило нашу звездочку снизойти до простых смертных, но зачем изобретать велосипед?

Так думал я, попивая уже остывший кофе в ожидании загрузки текста. Наконец, перед моими глазами замаячили такие строки:

«Здравствуй, Егор.

Знаю, ты будешь удивлён моему письму, но я не стал бы тебя беспокоить, не будь всё действительно серьёзно. Я хотел позвонить, но на моём новом телефоне не оказалось твоего номера. Мой же номер остался неизменным, если тебя это интересует…

Перехожу к делу. Нам надо поговорить. Но разговор должен пройти с глазу на глаз. Приезжай сегодня в девять на перекрёсток Псковской и Мясной, там, во дворе дома 26, я буду тебя ждать.

Речь пойдёт о серии смертей заключённых. Поправка, о серии убийств… Я подумал, это может тебя заинтересовать, объясню всё при встрече, если, конечно, ты явишься…

Егор, брат, я знаю, мы потеряли связь, и в том я вижу и свою вину. Но прошу тебя один единственный раз мне поверить. Ты — мой последний ключ к надежде. Я рассчитываю, что ты прочтёшь это письмо и придёшь.

Твой брат Юрий Дискарин»

Мда…

Всё чудесатее и чудесатее, как говорила героиня одной известной сказки…

Я перечитал сообщение несколько раз, чтобы убедиться, что действительно перестал что-либо понимать. Кроме, пожалуй, того, что во всём этом деле кроется какая-то тайна, а Юрка для меня сейчас – ключ ко всем ответам. К тому же, раз уж он сам вызывает меня на разговор, то я не премину случаем взять интервью у ведущего следствие… Если это, конечно, не дурацкая попытка пошутить… Но вряд ли он стал бы писать мне ради забавы.

И что, теперь снова под дождь, да?.. Только ведь домой пришел! Ладно, быстренько разберусь, и ещё часиков шесть на статью у меня будет… Я бросил взгляд на часы, запоздало вспомнив, что это бессмысленно. На телефон приходит очередное рекламное сообщение, услужливо подсказывая, что нужно выходить, если хочу успеть на встречу. Погасив только-только проснувшийся монитор и резко схватив еще не просохший после дневной прогулки плащ, я выскочил в подъезд.

Только у машины я самую малость помедлил. А не слишком ли легко я в это вписываюсь? Ещё пару минут назад я был уверен, что ради брата не пошевелю и бровью, а ради самого себя не стану связываться с ним. Что сделало со мной это сообщение?

Оно наполнило меня чувством собственной важности. Наконец от меня что-то зависело, от одного меня! Вероятно, мной двигало желание доказать, что я чего-то стою… Только вот признавать такие мотивы не хотелось. От этого в голове засела непонятная досада, но её я упорно объяснял только потраченным временем, отнятым у написания статьи.

Остановившись в условленном месте, я посмотрел на часы. Еще целых пять минут… Можно было позднее выйти, хотя… как будто это мне бы что-то дало. Кругом никого похожего на Юрия.

На улице царил неприятный, мерзкий туман. Я прятался от него в машине.

Солнце давно село за тучами, и город зажёг свои огни. Фонари, не звёзды. Я иногда думал о том, как не хватало этому шумному миру звёзд. Каждая из них уникальна, хоть их и миллиарды в темноте неба. Так и с людьми, разве нет? Но мы почти нарочно забываем о том, потому прячемся от осуждающих горящих взглядов из глубины необъятного.

И только сейчас мелькнула в голове мысль: как часто я сам думаю о других? Казалось бы, постоянно…

От философских размышлений я отвлёкся, чтобы глянуть на время. Пять минут. В поле зрения никого даже человекообразного, двор пустовал.

Десять… Проверяю телефон, почту. Ни строчки об опоздании.

Двадцать! Не, ну это уже не серьёзно! Не стоило мне приезжать… Нервно набираю номер, готовлю уничтожительную речь. В ответ доносятся лишь долгие гудки. Ладно… Подождем… Мало ли что. У него тоже работа… Попытка успокоиться, кажется, работает, пока не вспоминаю об этой треклятой вообще не начатой статье! Где этого дурня черти носят?!

«Жду еще пятнадцать минут и уезжаю» – злобно набираю сообщение и яростно нажимаю «Отправить».

Время уходит, а сообщение даже не прочитано! Двадцать пять минут… тридцать… Все еще тишина. Дольше ждать нет смысла.

Для очистки совести снова звоню. Из трубки доносится мелодичный женский голос:

– Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети… – произносит дама, неспешно повторяя фразу на английском.

– Чтоб тебя!.. – раздражённо шипя, бросаю телефон на соседнее сиденье. – Так… Ладно… Я предупреждал, я ждал… ждал дольше, чем обещал. Теперь с чистой совестью можно и домой.

Глядя на дорогу, я с удивлением обнаружил, что не столько злюсь, сколько нервничаю. Это бесило еще сильнее…

***

Времени на работу оставалось все меньше, а я продолжал мерить шагами квартиру. Обычно такой спокойный скрип половиц сейчас всеми силами измывался над моим бедным слухом. Отнюдь не статья занимала мои мысли, несмотря на то что мне не простят, если запорю такой материал…

Медленно текли минуты. Я их ощущал даже без привычного тиканья часов. Ладно. Буду откровенен с собой, ибо сил моих больше нет, а потом за работу! Всё это странно! Что именно? То, что я не смог дозвониться. Юра телефон не выключает и старательно следит за его зарядом, он всегда должен быть на связи, не мне ли, как брату, об этом знать. Ещё и эта строчка из той записки, не случайно же она самая первая…

Так… без паники. Какого лешего этот болван вообще так по-хозяйски обосновался в моей голове?! Всякое бывает. Всё! Статья. Только статья.

Усилием воли мне удалось сесть перед монитором и даже написать пару строк, прежде чем вновь погрузился в раздумья. И всё-таки… что могло случиться?..

***

Дни мчались как часы, но не мои. Ключ я так и не нашел, да и не пытался, по правде с того вечера. Они так и застыли, показывая половину девятого, будто тот день еще не прошел. На работу я на следующее утро так и не вышел. Сам не верю… как я мог поставить на алтарь все ради человека, которому смертельно завидовал, об исчезновении которого мечтал… того, кого знал всю жизнь и с кем всё же был связан незримо?!..

А квартира! Ох… видел бы прежний я, во что превратился мой храм уюта… впрочем, он бы сразу застрелился, оставив после себя лишь мрачную эстетику разбитого творца… Все столы были заставлены грязными кружками и упаковками от фастфуда. Весь пол в следах обуви. Тут и там лежали педантично составленные мной списки тех, с кем мог общаться мой брат, куда он мог пойти, кто мог желать ему зла. ..

Только всё это было уже не важно…

« – Егор Дискарин? – послышался из моего телефона этим утром спокойный мужской голос.

– Да. – нервно ответил я.

– Вас из полиции беспокоят, – моё сердце грозило сломать грудную клетку. Должно быть, от стресса и недосыпа… А в голове тем временем: «Хоть бы нашли…».

– Ваш брат найден сегодня в полдень, – небольшая пауза, будто для осознания сказанного, – Он мёртв. Обстоятельства смерти выясняются. – так же спокойно, как ни в чем не бывало продолжает человек на другом конце провода. – Приносим свои соболезнования. Сегодня вам следует явиться в отделение…»

Дальше шли инструкции и редкие вопросы, на которые я отвечал что-то вроде «да», «нет» и «понятно». Бойся своих желаний. Нашли…

Следующие полдня я провёл в том самом отделении. Какие-то бумаги, какие-то формальности, похороны… И разговор.

Из той беседы я узнал нечто, что меня поразило. Юру подозревали. Говорили, мол, это он убивал заключённых, подсовывая им яд в еду или что-то вроде того. Доказательств было не много, поэтому его только планировали арестовать, но теперь основная версия смерти моего брата — самоубийство во время попытки побега от правосудия. Какая ересь… Но в тот миг я не мог ничего возразить. Ровно как и поверить хоть единому слову.

И вот теперь я вновь вернулся в своё жилище. Опустошённый, с одной лишь мыслью в голове: «его больше нет»…

Что есть слова? Набор букв, набор звуков, ничего более… Но некоторые становятся ключами. Этот ключ с тремя тяжелыми зубцами откроет одну из самых страшных дверей: дверь отчаяния и боли. Может стоило сформулировать как-то мягче? А как? Что это изменило бы? Ключ один, как его не приукрась, и дверь одна, а ты стоишь на пороге. Назад нельзя. И замок поддался. Началось…

Отрешенно окидываю взглядом квартиру, медленно впадая в ярость.

– Черт! – вырывается из груди. Как давно я не произносил это слово, – Черт! – повторяю громче, резко всплеснув руками. Вся моя армия кружек летит вниз под звон стекла. Сверху их накрывает одеяло исчирканных листов.

– Балбес! Паршивец! Урод! – кричу, себя не помня.

– Посмотри… Взгляни, что ты натворил, мерзавец! Из-за тебя я лишился всего! Вдохновения! Работы! Мечты! Как мне теперь счета оплачивать прикажешь?! Я столько времени на тебя угробил, черт возьми, даже ключ от часов… – молчание резало слух, так что я продолжал кидать пустые фразы, пытаясь выплеснуть всё то, что скопилось внутри меня. Голос срывался, рычал и хрипел, переходил в истерический смех, а я даже не понимал, почему так зол… На себя?

Да… Я завидовал брату по-чёрному! Гордость семьи, большое будущее, офисный авторитет, высокие цели, работа мечты — всё, что хотел слышать о себе, я слышал в адрес Юраши! Я же оставался его младшим братом, всегда вторым, всегда недооценённым. Аксиомой было, что всё даётся ему легко. Но почему-то не приходило в голову, что мы вообще-то братья. Условия у нас были одни и те же. И я как будто слеп, не видел, через что приходилось проходить ему. И что же я сделал, когда надоело быть тенью? Именно. Воздвиг ту самую стену, стену равнодушия. Мне стало плевать. А в океане стало одной каплей больше. Не Юра закрылся от меня, а я от него. И к чему это привело? «Его больше нет», а я даже не могу с уверенностью сказать, что я не брат убийцы! А всё потому, что не знаю! Не знаю, чем жил он все эти годы, не знаю, что творилось в его душе, не знаю, звал ли он меня, чтоб пресечь слухи на корню, или же покаяться в содеянном последнему хоть каплю родному ему существу, пусть и такому мерзкому, как я… И не узнаю, видимо, уже никогда, мой ключ к этой тайне навсегда потерян… Какой же я болван… Чего стоят теперь все мои рассуждения о чувствах, о словах, о звёздах, да всё о тех же ключах! Как мог бы я изменить мир, когда сам в себе не умел отыскать тех пороков, в которых упрекал человечество?! Вот, почему мои статьи не читались. Меняя мир, начни с себя, а ни то всё — пустые слова. Серые, чужие, далёкие и не нужные, в общем то, никому… Такие слова не станут ключами… Ключи… Я раз за разом к ним возвращаюсь. О, этот мир и правда на них помешался! У нас есть ключи от всего, они даже там, где мы и не думаем их найти, ведь они так глубоко вошли в нашу жизнь, что всё теперь держится на них одних, а мы и не замечаем. Да и жизнь сама по себе как постоянный взлом замков! Но важно даже не это. Важно то, что нет ключа, ведущего Оттуда. Именно это придаёт значение всем остальным ключам. Сколько бы ни пытался, я не заведу снова ход времени Юрика, как в старых часах. Но кто знает, от каких дверей, я бы его увёл, если б только был рядом… Жаль, я понял это слишком поздно…

– Никогда больше не сяду писать… – говорил я себе почти в бреду, едва узнавая собственный охрипший голос. После этого я провалился в сон и уже ни о чём не думал.

***

Весь следующий день я провёл почти не вставая. Только к вечеру я кое-как попытался устранить последствия моего вчерашнего помешательства… Но попытка была пресечена на корню, как только на глаза мне попалась та самая записка, что я нашёл среди носков… Удивительно, но всё то время, пока был занят поисками брата, я о ней почти не вспоминал, как о вещи совершенно не несущей в себе смысла. Но зато с ней было связано столько вопросов! Я перечитал её. Как и ожидалось, ничего нового не появилось… И всё-так… Зачем она была нужна?

Я погрузился в воспоминания о том дне, когда потерял ключ от столь молчаливых в последнюю неделю часиков… Похоже, с того времени я и не включал компьютер… Как он там, мой старичок?

Наследие предков ожидаемо разворчалось и разгуделось на моё длительное отсутствие, но в конце концов смилостивилось и открыло мне страничку моей электронной почты. Письмо Юрика никуда не исчезло. Его я перечитывать не стал. Одно дело записка с неясным текстом, а другое приглашение на встречу, которой не суждено было состояться…

«Загляни в почту…» – эхом раздалось в моих ушах. От внезапной догадки я аж подпрыгнул. Что, если… Этот странный текст на обороте — ничто иное, как логин?..

Какая ерунда… Я снова гонюсь незнамо за чем… Глупое предположение! Но мои руки уже не остановить…

Торопливо выйдя из аккаунта, я вбил символы в соответствующее окошко. Но нужен пароль… Пароль…Ещё одна глупая мысль… «Я никогда не забывал про твой день рождения!». Ввожу.

На мониторе переменилась всего одна цифра, но я ей не поверил. Не могла эта вечность длиться какую-то жалкую минуту.

– Получилось… – произнёс я, в исступлении глядя в этот светящийся ящик. Другой аккаунт. И только одно письмо.

Вся квартира погрузилась в абсолютное молчание, пока я читал написанное здесь.

«Егор, я знал, что ты разгадаешь моё послание! Выручай, брат! Ты нужен мне, нужен всем нам!

Вот уже несколько месяцев я занят делом о смерти нескольких взятых под стражу преступников. Это не просто смерти, Егор, это убийства. Я уверен, что подобрался очень близко к разгадке. У меня двое главных подозреваемых. Но есть проблема. Оба они — мои коллеги по работе. И я не знаю, действовал ли кто-то из них в одиночку или же сообща. Другими словами, не знаю, кому из полиции могу доверять касаемо этого дела.

И ещё, я замечаю, что за мной наблюдают. Видимо, злоумышленник чувствует, что я подобрался слишком близко, и вскоре попытается меня устранить. Что ж, это я использую, чтобы точно указать на преступника. Как? О нашей грядущей встрече я рассказал одному. Если я угадал, и он не преступник, то тебе не придётся это читать, я всё расскажу тебе сам. Но, если же я ошибся, и ты всё-таки это читаешь, то, скорее всего, я уже мёртв…

Брат, теперь только тебе под силу раскрыть это дело. И только тебе я могу доверить его. К этому письму я прикреплю документы, в которых собраны мои доказательства, там ты найдёшь подробности плана, все имена, все улики. Опубликуй их в своём журнале, пусть все узнают, и тогда злодеям уже будет некуда деться! Я надеюсь на тебя. Знаю, ты не подведёшь…»

Отчего-то сердце пропустило удар. Брат… Я не подведу!

***

Никогда не говори никогда. Следующие несколько дней я не выпускал из рук клавиатуру. Знаю, обещал ведь себе, за писанину ни-ни, но последний-распоследний разочек! Ради Юрика! Это будет моя самая лучшая статья…

И она правда стала лучшей. С чего я взял? Просто моего блога не хватило бы для столь важной миссии. Вот и пришлось навестить Федота Степановича. Я едва ли не на коленях просил его прочесть мою работу. Но он всё же прочёл. Прочёл и поместил на первой странице!

Ещё через несколько дней мне снова пришлось прийти в наш отдел полиции. Там, конечно, снова формальности, благодарности, извинения… Но не они меня интересовали. Его арестовали. Я хотел поговорить с ним. С убийцей. Хотел посмотреть ему в глаза. За помощь в раскрытии дела мне даже позволили это.

Меня провели в специальную комнату. Он сидел напротив меня и морозил своим холодным взглядом. Но в глазах не было ничего… Он был… Пуст. Однако заговорил первый.

– Потому что видел, как умирали души, – ответил он на мой вопрос до того, как я успел его задать, – Каждый преступник, которого приводили сюда, не от хорошей жизни ступал на этот путь. Мир обошёлся с ними жестоко. Дико, но для кого-то преступления — всё ещё способ выжить. Не для всех… Но я и говорил не со всеми. Знаешь, всё почему? Потому что их не слышат, понимаешь? И когда я беседовал с ними в этой самой комнате, им просто хотелось, чтобы их услышали… А я их слушал, наблюдая, как гаснут глаза напротив, и как безнадёжность проникает в самое сердце. Приговор им не вынесли ещё, но они уже не верили, что что-то можно изменить. Изгои человечества. Им оставалось только прятаться в себе и ждать конца. Тогда я давал им ключик к свободе. Ампулу с ядом, как конец всех мучений. Вы не поймёте, должно быть…

– А сейчас, оказавшись на их месте, ты хотел бы того же? – спросил я тихо. Мой собеседник молчал. А я продолжил, – Знаешь, почему? Потому что Оттуда ключика нет. А пока ты жив, всё ещё можно исправить…

Мы говорили с ним ещё не долго, а потом я вышел на улицу. Уже сгущались сумерки и загорались фонари. Ливень бросал осколки звёзд прямо мне под ноги, и они вспыхивали на миг земным человеческим светом, разбиваясь о мокрый асфальт. Я молча шёл по серым камням мостовой, скинув, наконец, безразличную маску. Капли дождя на моих щеках от чего-то становились солёными. Перед глазами стоял образ Его. Равнодушия. Таким, каким я видел его однажды на Болотной площади – не видящим, не слышащим, неприступным. Источником людских пороков. Мне хотелось от него бежать, и я даже побежал, словно это могло бы помочь. Боже! Кто бы знал, что открывать сердце миру так больно! В мыслях всё ещё звучал диалог с убийцей, а в душе эхом доносился голос брата. Но, если уж прятался от всего этого за стеной безразличия, то только пройдя через эту боль можно вернуться обратно, вновь познать истину. Обиды, убийства, войны… Сколько жизней ещё прольётся, прежде чем каждый из нас победит в себе это зло? Сердца людей закрыты, и ключ потерян. Но что могу поделать я?..

Я думал об этом уже в подъезде, не спеша поднимаясь по лестнице. Быть может… Нет, но я же обещал себе… И всё-таки…

Ключи. Я мог бы превращать слова в ключи. Я мог бы снова писать. Открывать сердца людей и помогать справляться с болью. Нет, в редакцию я больше не вернусь. Никаких статей. Я напишу книгу. Нельзя мне сейчас замолкать. «Решено!» – подумал я, открывая дверь. Но сначала…

Медленно-медленно поднял я с пола ключик. Отворил стеклянную дверцу. Вставил в скважину. И повернул. Голос старых напольных часов в прихожей снова меня встречал. Говорил же, поправимо…

Тик… Так… Тик…

Их греет солнце, светит им луна.

Затерялась душа, став внезапно ничьей.
Очень трудно, когда через силу… 
Затерялась душа среди лет и вещей,
Бога тихо просила: 
– Помилуй.
И никто не заметил пропажи такой.
Вроде тело на месте – и ладно.
А душа ощущала себя сиротой, 
и не знала дороги обратно.
Не могла быть натянутой, словно струна,
без тепла не могла и без близких.
Ей казалось: она никому не нужна,
и ушла в никуда – по-английски.
Унесла в себе нежность, любовь и тепло,
и хранила, как нечто святое.
А бездушное тело привычно жило,
пило кофе и ело жаркое,
принимало гостей и смотрело кино,
покупало наряды, болело.
И, казалось, что людям вокруг всё равно,
что осталось бездушное тело.

                                              Лидия Фогель

     ———- // ———-

 

За слёзы тех, кто льёт их вволю,
Кто сердцем боль в себя вбирает!
Я проклинаю бабью долю,
За то, что – бабьей называют!
За то, что в счастье ожидает,
Но в муках, криках, адской боли –
Она детей на свет рожает,
И отпускает их на волю!
За то, что встретит и проводит,
И будет ждать, покуда любит!
Порой теряя – не находит,
Но ждёт, когда-же приголубят?
Она и в море слёз… не тонет,
Хоть море то, покрыто рябью.
Скрипя зубами, тихо стонет…
И проклинает… долю бабью!
Но просыпаясь… на рассвете,
Вздохнув и улыбнувшись свету!
Всем сердцем долю ту приветит,
Ведь лучше доли в мире – нету!

 

     ———- // ———-

 

Любовь и счастье бродят где-то рядом,
Их греет солнце, светит им луна.
Не устают ласкать друг друга взглядом,
Дорога на двоих у них одна.

 

И если вдруг, на их пути однажды,
Возьмёт и повстречается беда,
То вместе, они будут так отважны,
Что справятся с ней раз и на всегда.

 

Я вам желаю те два чувства встретить
И никогда их от себя не отпускать.
На искренность – взаимностью ответить,
Чтобы Любовь со Счастьем никогда не разлучать.

 

                                          Александра Никитина

     ———- // ———-

 

Любовь не проходит – она остаётся,
Как прежде, такой же большой.
Любовь не проходит, когда расстаётся
Душа с самой близкой душой.
Она замирает в лукавой улыбке
И ждёт, чтобы снова придти.
Любовь не проходит, когда по ошибке
Расходятся чьи-то пути.
Когда умирая в холодной разлуке,
Мы чуда по-прежнему ждём;
Когда отпуская любимые руки,
Друг другу навстречу идём. ..
Спешим в никуда – и бежим ниоткуда,
Но даже сквозь дни и года
Любовь не проходит – любовь не простуда,

 

     ———- // ———-

 

ФРОНТОВАЯ – РАЗГОВОР С ДЕДОМ

Проснулись все кому спалось,
На небе что-то взорвалось,
Я распахнул свое окно и глянул вверх,
И тут мне сзади говорят:
«Ты посмотри, опять бомбят!» 
— А я в ответ: «Да это ж просто фейерверк!».

Кому ответ?! Кто говорил?!
Ведь я один в квартире был!
Живу у матери — давно, наверно, спит.
Я обернулся, что за бред,
Передо мной стоял мой дед,
Мой дед, который в 45-м был убит.

Шинель, пилотка, ППШ,
А я стоял едва дыша,
И головой своей мотал, чтоб сон прогнать,
Но дед не думал уходить,
Он попросил воды испить,
Потом сказал: «Присядем внук, к чему стоять!».

Напротив деда я сидел
И словно в зеркало глядел,
И дым махорки незнакомый мне вдыхал,
А он курил и говорил,
Про то где воевал, где был
И как на Одере в него снаряд попал.

Тут его взгляд задумчив стал,
И дед надолго замолчал,
Потом вздохнул и произнес: «Скажи мне внук,
Ты отчего же так живешь,
Как будто свой башмак жуешь,
Как будто жизнь для тебя сплошной недуг?!».

Я растерялся, но потом,
Ему все вывалил гуртом:
Что современный человек такая дрянь,
Что я ишачу на козла,
Что в людях совесть умерла,
И что отмыться им не хватит в мире бань.

Я что-то там еще кричал,
Но тут кулак на стол упал,
Горящим страшным взглядом дед меня сверлил:
«Тебе б со стороны взглянуть,
Мой внук, на жизни твоей суть
И ты б тогда совсем не так заговорил!

Ты был талантлив, всех любил,
Но все в деньгах похоронил,
Искал разгадку смысла жизни, а теперь?!
Ты ищешь баб на стороне, забыл о сыне и жене,
И между миром и тобой стальная дверь.

Неужто ради ваших склок,
За хлеб и зрелища мешок,
Мы погибали под огнем фашистских крыс,
Эх, нету Гитлера на вас,
Тогда б вы поняли за час,
Всю ценность жизни,
Ее прелесть, ее смысл!».

Уже рассвет входил в мой дом,
И пели птицы за окном,
Солдат исчез и я вдруг начал понимать:
В любом из нас сидит война,
Не знаю чья в этом вина
И нам нельзя на ней, ребята, погибать!
В любом из нас сидит война,
Не знаю, чья в этом вина
И нам нельзя на ней, ребята, погибать!

НАДО ЗАДУМАТЬСЯ !

 

     ———- // ———-

 

Как мало все же человеку надо!
Одно письмо. Всего-то лишь одно.
И нет уже дождя над мокрым садом,
И за окошком больше не темно…

 

Зажглись рябин веселые костры,
И все вокруг вишнево-золотое…
И больше нет ни нервов, ни хандры,
А есть лишь сердце радостно-хмельное!

 

И я теперь богаче, чем банкир.
Мне подарили птиц, рассвет и реку,
Тайгу и звезды, море и Памир.
Твое письмо, в котором целый мир.
Как много все же надо человеку!

 

                                              Эдуард Асадов

    ———- // ———-

 

Когда она ушла, – не волновался.
Я думал, что обратно прибежит,
Печальная. И будет извиняться,
Шептать на ушко, что её я жизнь.
Когда она ушла, я не пытался
Ей позвонить и рассказать о том,
Что та, с которой за руки держался,
Во всем виновна. Я здесь ни при чем.
Когда она ушла, не думал даже,
Что я начну потом по ней скучать.
Ждал вечером, когда со мною ляжет
На нашу общую, холодную кровать.
Когда она ушла, забилось сердце.
Мне захотелось вдруг её вернуть,
Чтобы от нежных слов душой согреться,
Чтобы продолжить с ней нелегкий путь.
Когда она ушла. Прошла неделя.
Не выдержал и номер я набрал,
И слушал в трубке я, ушам не веря,
Что номер больше не существовал.
Когда она ушла, я думал к лучшему,
Но вдруг поблекло солнце, умер мир.
Я понял, что она была единственной,
Которую на свете я любил….

 

     ———- // ———-

 

БЕССМЕРТИЕ

О, этот город! Как его пытали…
С земли и с неба. Стужей и огнем.
Он голодал. Бледнее лица стали,
Румянец мы не сразу им вернем.
Но даже и потом, на много лет,
Останется на них особый след.
Какая-то необщая повадка,
Небудничное выраженье глаз.
И собеседник, может быть, не раз
Внезапно спросит, озарен догадкой:
“Вы, вероятно, были там… тогда?”
И человек ему ответит: “Да”.

И ежели отныне захотят,
Найдя слова с понятиями вровень,
Сказать о пролитой бесценной крови,
О мужестве, проверенном стократ,
О доблести, то скажут – ЛЕНИНГРАД, –
И все сольется в этом слове.

                                   Вера Инбер
                                   Декабрь 1941 г. Ленинград

     ———- // ———-

 

Почувствовав неправою себя,
Она вскипела бурно и спесиво,
Пошла шуметь, мне нервы теребя,
И через час, все светлое губя,
Мы с ней дошли едва ль не до разрыва.

И было столько недостойных слов,
Тяжеловесных, будто носороги,
Что я воскликнул: – Это не любовь! –
И зашагал сурово по дороге.

Иду, решая: нужен иль не нужен?
А сам в окрестной красоте тону:
За рощей вечер, отходя ко сну,
Готовит свой неторопливый ужин.

Как одинокий, старый холостяк,
Быть может зло познавший от подруги,
Присев на холм, небрежно, кое-как
Он расставляет блюда по округе:

Река в кустах сверкнула, как селедка,
В бокал пруда налит вишневый сок,
И, как “глазунья”, солнечный желток
Пылает на небесной сковородке.

И я спросил у вечера: – Скажи,
Как поступить мне с милою моею?
– А ты ее изменой накажи! –
Ответил вечер, хмуро багровея.

И вот, когда любимая заплачет,
Обидных слез не в силах удержать,
Увидишь сам тогда, что это значит,-
Изменой злою женщину терзать!

Иду вперед, не успокоив душу,
А мимо мчится, развивая прыть,
Гуляка ветер. Я кричу: – Послушай!
Скажи мне, друг, как с милой поступить?

Ты всюду был, ты знаешь все на свете,
Не то что я – скромняга-человек!
– А ты ее надуй! – ответил ветер.
Да похитрей, чтоб помнила весь век!

И вот, когда любимая заплачет,
Тоскливых слез не в силах удержать,
Тогда увидишь сам, что это значит,-
Обманным словом женщину терзать!

Вдали, серьгами царственно качая,
Как в пламени, рябина у реки.
– Красавица! – сказал я.- Помоги!
Как поступить мне с милою, не знаю!

В ответ рябина словно просияла:
– А ты ее возьми и обними!
И зла не поминай! – она сказала.-
Ведь женщина есть женщина. Пойми!

Не спорь, не говори, что обижаешься,
А руки ей на плечи положи
И поцелуй… И ласково скажи…
А что сказать – и сам ты догадаешься!

И вот, когда любимая заплачет,
Счастливых слез не в силах удержать,
Тогда узнаешь сам, что это значит,-
С любовью слово женщине сказать!

 

                                            Эдуард Асадов

     ———- // ———-

 

Ты прилетай, как Карлсон к Малышу,
Я буду ждать, все форточки открою
И специально горло простужу. ..
Ну что оно в сравнении с тобою?

Ты прилетай случайно, невзначай
С любимым мной малиновым вареньем,
С пушистым первым снегом на плечах.
Зимой ко мне приходит обостренье.

Я замерзаю в лапках января
И не оттаю после заморозки.
Скажи сейчас, что жду тебя не зря!
Скажи, что между нами все серьезно!

Ты прилетай ко мне, ты навещай,
Пока не барахлит еще пропеллер.
Малыш скучает. Очень. Просто знай,
Что для тебя все форточки, все двери…

                                             Злата Драч

     ———- // ———-

«Я больше не общаюсь с родителями»

В детстве мне казалось, что такие отношения с родителями у всех, но уже позже я стала подозревать: что-то не так. У нас никогда не было эмоционального родства — мы существовали как два посторонних человека. Жесткий разрыв произошел, когда я заканчивала одиннадцатый класс: 54-летняя мама тогда завела себе молодого любовника и он стал жить с нами. Ему было 24, а мне 18. Мы ссорились и жили как семья люмпенов: он угрожал мне убийством, гонялся за мной с ножом, а я выкидывала его вещи из квартиры. Когда я поняла, что меня вот-вот грохнут, то собрала шмотки и переехала жить в лучшему другу, который тогда переезжал в Москву и сдавал квартиру на Синих камнях.

Мы с мамой разошлись на поножовщине, и долгое время поводов общаться у нас не было. Думаю, она очень хотела, чтобы я съехала и именно для этого своего любовника и притащила. Над отношениями с ней я начала работать, только когда в 24 года сильно ударилась в бизнес-тренинги — к тому времени я уже работала в Китае и хорошо зарабатывала.

Я стала интересоваться, чем могу помочь маме, поддерживала ее финансово, но с каждым годом это выливалось во все большие суммы. Когда я оплачивала ремонт, покупку машины, бытовой техники, мебели, финансировала заграничные поездки к родственникам, наши отношения были теплыми. За шесть лет я вырастила монстра и стаю тиранов — маминых родственниц, которые тоже считали, что я должна оплачивать все их капризы. Все думали, что раз я трудоголик, то всем должна. Было очень много недовольства по поводу того, что я покупаю себе дорогую недвижимость, роскошные вещи, путешествую, а вообще-то могла бы еще больше отдавать им.

Однажды мама притворилась, что почувствовала вину за свое поведение. Я очень хотела создать свой салон красоты и копила деньги на покупку помещения на первом этаже здания. Мама сделала вид, что хочет продать свою квартиру и переехать в меньшую по площади, а часть денег со сделки отдать мне на реализацию мечты. Конечно, мои знакомые, которые были в курсе ситуации, над этим посмеялись, но я наивно поверила, что человек в 60 лет, наконец, одумался.

«Счастье победы проходит быстро» – Огонек № 50 (5595) от 23.12.2019

Елена Чайковская стала великой так давно, что кажется, это было в другой стране и в другие времена. Но нет, и сегодня фигурное катание и Чайковская — синонимы. Накануне своего юбилея Елена Анатольевна рассказала «Огоньку» о своей школе фигурного катания, кнуте и прянике в спорте и о том, как ее называют ученики.

Беседовала Ирина Степанцева

— Елена Анатольевна, вы же никогда не уходите от ответа: почему вам не нравится, что сегодня в фигурном катании появились мировые рекорды?

— Потому что у нас их нет в чистом виде. Нет сантиметров и секунд в голом виде. Вчера сидела одна судейская бригада и оценила программу так, а сегодня — другая, выступление сравнимо с предыдущим, а оценка другая. Потому что за пультом — люди, и субъективный взгляд никто пока убрать не может.

Елена Чайковская, тренер

Но, если кому-то так уж нравится подсчитывать рекорды, пусть это будет поводом для гордости. Сейчас очень сложный спорт. Посмотрите, что девочки делают! Это реальность. И меня очень радует, что долгие годы в фигурном катании именно мы, русские, задавали направление. Диктовали в танцах, парах, в мужском одиночном. Теперь и в женском одиночном абсолютно точно указали направление, по которому идет развитие нашего вида спорта.

— Помните, как много лет назад вы ответили на мой вопрос, зачем активно занимаетесь какой-то стройкой в Москве?

— Я тогда школу строила (школу фигуристов.«О»), а что сказала?

— Цитирую: «Как только я осуществлю эту идею, буду считать, что основную задачу в жизни выполнила. И сотворила себе памятник».

— Все, кто мне помогал, понимали: это не строительство казино или дорожек для боулинга, которое может принести немедленный доход. Это строительство традиций. Ведь из-за 90-х под угрозой оказалась преемственность. Мы же всегда начинали воспитывать детишек с нуля, и дальше все шло по накатанной плоскости. И эта точка отсчета тогда исчезла. Смотреть на угасание было невыносимо, и я решила создать школу. Мне Москва потом построила потрясающий каток, в 2010 году открыли школу, начали прием с трехлетних детей. Все, что здесь растет,— это наше собственное. Каждый год по несколько мастеров спорта и кандидатов в мастера. Как Шура Ширвиндт, мой ближайший приятель, который всегда рядом, когда-то сказал: «Это будет “Конек Чайковской”», звучит двусмысленно и по существу.

— Теперь кажется, что лучше и не придумаешь.

— Мы только что встречались на награждении в Кремле (в этом сентябре была награждена орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.— «О»). Мы опаздывали на церемонию и бежали к Кремлю, а там можно только на машине въехать, моя же машина застряла у Белого дома. И я спрашиваю охрану: «Ширвиндт проехал?» Хотела к нему в машину сесть. Не поняла сначала, что услышала в ответ, спрашиваю: «Что, Ширвиндта не знаете?» — «Знаю, конечно! Но вы мне скажите номер машины, я же не по лицам впускаю». Короче, пришлось нам все обходить со своими «лицами».

— Елена Анатольевна, да вы же сами из охраны Кремля, как же так опростоволосились?

— А, это… Меня когда-то лично министр внутренних дел СССР Николай Щелоков, который курировал спортобщество «Динамо», взял в элитную часть охраны Кремля. Только я не к внутренним войскам относилась, а к внутренней службе. Правда, даже юбку форменную так и не сшила, не до нее как-то все было. Но все и без формы знали: за Чайковской стоит «Динамо», ее не трогать! Хотя я никогда и не подводила. Меня, начиная с 1972 года, отправляли за границу со спортсменами безо всякого сопровождения. В КГБ точно знали, что я никуда не уеду, мне «туда» не надо. Все, кого я люблю, и все, что я люблю, дома.

Помню, как после чемпионата мира повезла одна в Канаду Милу Пахомову и Сашу Горшкова. Только что прошли Олимпийские игры, на которых выступали Роднина с Улановым и Смирнова с Сурайкиным. И после соревнований Сурайкин, стоя на балконе, зачем-то сказал человеку из органов, что сейчас прыгнет вниз: «Людка ушла к Уланову!» (речь о его партнерше Людмиле Смирновой.— «О»). «Да чего прыгать-то, пойдем куда-нибудь выпьем»,— сказал тот и увел его с балкона. Уже вечером они все вместе из Саппоро вылетели специальным рейсом в Москву. На чемпионат мира потом этих фигуристов все же отправили, но буквально туда-обратно, а мы остались для тура. И обязанности руководителя делегации кто-то должен был исполнять — я им и стала. По тем временам это было немыслимо. И трястись, конечно, приходилось, хотя поездка была изумительной, Америку увидели.

— Столько лет прошло, смешно о тех страхах и вспоминать?

— Смешно рассказывать. Как-то в пять утра на Олимпиаде нас с Тарасовой срочно вызывают в штаб, там стоит крик: «Чем вы кормите своих спортсменов, следите, что они едят!» У кого-то проблемы обнаружились, но какой допинг в фигурном катании?

Всем своим пригрозили: никаких лекарств, ни-ни. Через какое-то время слышим вопль в коридоре: «У меня насморк, мне доктор что-то в нос закапал!» Мы успели подумать: все, жизнь насмарку! А доктор наш закапал орущему простую воду. Хотел, чтобы сработало самовнушение.

— Вам так когда-нибудь надо было: включать самовнушение, убеждать саму себя?

— Знаете, какое состояние может быть самым страшным? Безразличие. Если наступило безразличие — надо уходить. Я всегда видела: вхожу на каток — и тут же все начинают куда-то бежать. До этого они ходили, зевали. Но я вошла, и все начинают двигаться, причем с ярко выраженной заинтересованностью. Мне не надо было спортсменов или себя в чем-то убеждать. Ты горишь вместе с ними, но и они должны гореть. Если ты занимаешься сумасшедшим делом, ты в него влюблен, все время что-то придумываешь, кого убеждать надо?

— Знающие люди говорят, что кнут — это самый лучший пряник: значит, в тебя верят, тебя ведут к результату.

— Путь к результату — это ведь не только жизнь на льду. У нас дома всю жизнь жили спортсмены, сын был в ужасе. То Володя Ковалев (двукратный чемпион мира 1977 и 1979 годов, чемпион Европы 1975 года, серебряный призер Олимпийских игр 1976 года, тренер.— «О») в квартире спал, то Вова Котин (чемпион СССР, четырехкратный серебряный призер чемпионатов Европы и вице-чемпион мира среди юниоров 1978 года, сейчас тренер.— «О») — мама его из Питера отпускала к нам, и уже в 6.30 Чайковский кормил его завтраком перед школой,— то девочки какие-то. Ты занимаешься этим всем… Ты все время в теме: где твой спортсмен был, что ел, как спал, какие мысли? Ты въедаешься в него и делаешь так, чтобы ему ничего не мешало.

Каждую их сессию, если что, я ездила в институт, мы переносили экзамены, подстраивали график. Нужно не только научить, но и заинтересовать чем-то, когда видишь, что силы уже на пределе. Просто отменить тренировку и пойти куда-то. Доверие не на пустом месте ведь появляется. Почему у меня не бывало плохого настроения на тренировке, даже когда усталость накатывала. Я понимала: лучше сама себя приглушу и не буду ничего говорить. Потому что вытащить настроение на лед — не дай бог.

— Но всякое ведь бывает, все — живые…

— Вот это «всякое» в тренерской работе неприемлемо. Никто не должен видеть мою слабость. У меня бывали минуты, даже часы, когда ночью лихорадочно перебираешь: что делать, не идет работа! Не то, не то… Находишь выход, но после такой ночи ты практически «не в себе». Но перед дверью на лед вскидываешь голову. Потому что знаешь: как только явишься как пареная репа, никто ничего не делает, падает, да еще и «подламывает» себе что-то… И это значит, что всегда нужно быть в сумасшедшей форме.

— Это ведь муж Анатолий Михайлович начал называть вас Мадам при учениках, а пришлось по душе всем. Удивились?

— Но, кстати, меня так в лицо никто не называл и не называет. Я только слышу: «Мадам пришла?» Пахомова с Горшковым, Тарасова, поскольку у нас разница в возрасте была всего-то 5–6 лет, меня легко и просто называли по имени. Пришло второе поколение учеников: и появилась Лена Тольевна, ученики убирали лишние гласные. Мадам же возникла, потому что Толе надо было как-то обращаться ко мне, а мы же были со спортсменами целыми днями. Лена, Елена Анатольевна? Нужно было что-то короткое и уважительное.

Чемпионы мира Наталья Линичук и Геннадий Карпоносов и их тренер Елена Анатольевна Чайковская (в центре). Загреб. Февраль 1979 год

Фото: Александр Яковлев / Фотохроника ТАСС

— Вы меняли спортсменов, меняли и себя. Как сами говорите, добрались до мудрости.

— Да, я шла и в какой-то момент перешагнула через годы, нервы, бессонные ночи. Через озарение, которое приходило внезапно, почему спортсмен не вышел, не получился, и вдруг, как удар тока: он просто не может! А сейчас я себя очень ценю профессионально. И учеников я видела всяких, и в ситуациях разных так или иначе была. Поэтому начинаю новое дело совершенно спокойно: я добьюсь того, что наметила. Я уверена в себе — уберу все лишнее на пути и дойду.

— Про вас всегда говорили: ни одна ее программа не повторялась, ни один ученик не был похож на другого.

— А разве может быть по-другому? Оно ведь очень быстро проходит, это счастье победы. Возвращаешься, а ты нулевой, и даешь два дня отдыха — и спортсменам, и себе. И все начинается снова. И надо думать: чем можно выиграть в этом году? На следующий год то же будет, и должно быть «другое». И нужно его опять придумать. Эта история не знает границ.

Я очень волновалась за своих спортсменов, когда они выступали. Только показывать это нельзя. Тренер всегда знает, где может произойти осечка, и, когда приближается опасный элемент, можно сойти с ума у бортика, все внутри просто рвется.

И так — пока не завершена программа. Потому что, как только выдохнешь раньше времени, все — сорвут.

— Кто-то сказал: если у тебя хотя бы два процента мозга заняты размышлением о других вещах, ты не можешь быть полностью сконцентрирован на выступлении. То есть это и к тренерам относится?

— Мы же всегда настраиваем спортсменов на определенный старт. Подводим форму, готовим психологически, создаем немыслимые ситуации, чтобы спортсмен ничего не испугался. Когда Маша Бутырская, первой в истории нашего фигурного катания, выиграла чемпионат мира, главной ее соперницей была Мишель Кван. И вдруг Кван получает вместо 5,9–6,0 какие-то 5,5 и 5,6. У Бутырской глаза буквально вылезают из орбит, она понимает — что-то стряслось. Самое страшное, если ты настроил спортсмена на бой-максимум, а он вдруг видит, что можно слукавить. Для меня это был ужас, мысленно заклинала ее: не вздумай что-то выбросить, не вздумай, улетишь! И вот я увидела, что она уже выиграла, а в конце программы стоял тройной риттбергер, и я кричу: не прыгай! Она мне кричит: не-е-т! Только представьте — это все на льду происходит. И прыгнула. «Слукавить» и мне не удалось.

Про эти «не отдавать на сторону даже два процента» я поняла очень давно. Моя личная карьера спортсменки закончилась довольно быстро — уже в 19 лет я стала тренером. И пошла учиться на балетмейстерское отделение ГИТИСа. Моей первой ученицей была Татьяна Тарасова, она каталась с Александром Тихомировым, потом — с Георгием Проскуриным.

— А потом пришла фантастическая Пахомова, которая…

— …привела с собой Сашу Горшкова, тогда еще перворазрядника. Он не входил в юниорскую сборную, более того, вовсе не получал со всех сторон комплименты по поводу своих данных. Милу было не остановить на льду. Она все время куда-то летела, рвалась. И могла это делать еще и потому, что Саша был очень надежным партнером, он оттачивал каждое движение. И именно Мила и Саша заставили прекрасных многократных чемпионов мира из Великобритании Диану Таулер и Бернарда Форда сказать: «Мы уходим, потому что увидели будущее танцев, его показали русские». Пахомова с Горшковым стали и олимпийскими чемпионами, и шестикратными чемпионами мира. Зал, потрясенный, после их выступлений всегда молчал несколько секунд. А потом долго не умолкал.

— Нынешний всплеск интереса к фигурному катанию привел к наплыву детей в секции. Справляетесь?

— Это прекрасно для развития нашего вида спорта. А проблемы всегда были и будут. У нас, например, по федеральному закону набирать детей в бесплатные группы можно только с шести лет. Но в шесть лет в фигурном катании уже делают двойные прыжки. Ирина Винер-Усманова и я пробиваем сейчас закон, чтобы в школы гимнастики и фигурного катания принимали с 4 лет.

Очень важен, раньше этого, кстати, не было, настрой родителей. Да, есть потребительское отношение: ну немножко покатается ребенок и ладно. А есть те, кто настроен на результат и хотят пройти наш тяжелый путь «от и до». И на этом пути готовы испытать не только радости. Далеко не всем родителям, например, легко оплачивать занятия. К нам ведь приходит много ребят из бедных семей, буквально голодные. И вот это как раз было всегда. Все мои чемпионы, кроме Пахомовой, вышли из не очень обеспеченных семей. Поэтому в нескольких школах мы уже делаем сейчас младшие возрастные группы бесплатными. Да, если смотреть по всей России, при нынешнем всплеске фигурного катания, то, наверное, это большие деньги для государства. Но этим надо заниматься. И я занимаюсь.

— Есть вообще что-то, чем вы заниматься не хотите?

— Да. Конфликтами. Не желаю в них участвовать и, наверное, это единственная вещь, которую не могу вытерпеть. Жаль, понимание, что все эти выяснения отношений — зря и не нужно, тоже не сразу приходит.

— Не могу не спросить: вы удивительно органичны и в теплых штанах на льду, и в шикарных костюмах в Английском клубе…

— Клуб или вечера, или театр, концерт — это отдушина. Это не тусовка, мне это было всегда нужно. После тренировки прибежать домой с шальными глазами, а в клуб явиться, как и положено женщине. И это, как я говорю, та дисциплинирующая нота, которая подтягивает. Поэтому и смеюсь: иногда хотела бы я жить в XIX веке, ходить в кринолинах, черных платьях.

— И встречать за городом гостей… Правда, вы это и так делаете с размахом…

— Это — да, мое! Я вынимаю свой любимый фарфор, сервирую стол, у меня все это получается. Потом думаю: чем я занимаюсь? Хотя нашла как-то свой ход: единственное блюдо, которое я умею делать потрясающе,— это солянка. Все с базара: мясо, копчености. И прямо от входа даю каждому гостю солянки и водки. Все, гость мой. Дальше — все волшебно.

И, кстати, о нарядах: моя шапка из рыси, в которой я выводила спортсменов, выставлена у нас на всеобщее обозрение на первом этаже комплекса (школы «Конек Чайковской».— «О»). Наши тренерские шубы и шапки когда-то были узнаваемы. Помню, я для себя решила: мех — визитная карточка страны, первый выезд был именно в мехе. И мы следили за модой не потому, что надо было похвастаться чем-то, а чтобы не осрамиться. Надо было понять: для файф-о-клока не нужна вечерняя одежда, а на завтрак нельзя идти с огромными серьгами в ушах. Воспитывая других, надо было воспитывать и себя.

Линор Горалик

Кнопка

М. и И.

Когда моя мама умерла, я вел себя очень хорошо. Пришли тетя Нонна и ее сын Нолик, мой двоюродный брат, и сказали мне, что мама не вернется домой из больницы, потому что она умерла. Я повел себя очень хорошо: я предложил им сесть и спросил, не хотят ли они чаю, но они не хотели. Я предложил им кофе, сока и печенья, еще был сваренный мамой борщ, но я не знал, надо ли его предлагать, но они ничего не хотели. Я сидел и чувствовал себя как в тот день, когда уехала мой друг Дина, и еще когда я думал, что мой кот умер и попал в ад, и спускался в ад, чтобы его вернуть. Я спросил у тети Нонны, точно ли мама умерла, и она сказала: да, точно. Я переспросил несколько раз на всякий случай, потому что когда я так себя чувствую, как тогда, я могу очень плохо понимать, иногда я даже понимаю совсем не то, что мне говорят, а думаю, что понял именно то. Я спросил несколько раз, чтобы правильно понять, что мама умерла. Тогда я вежливо предупредил тетю Нонну и Нолика, что сейчас я уйду в свою комнату и буду кричать. Мама и Дина всегда учили меня, что если я чувствую, что меня что-то переполняет и мне надо бегать, или бить во что-нибудь кулаками, или кричать, как сейчас, то лучше всего предупредить людей, пока это не началось, чтобы они не испугались и не попытались меня скрутить, или вызвать милицию, или еще что-нибудь, потому что я очень сильный, а в такие моменты даже не понимаю, что делаю, и могу убить кого-нибудь, кто попытается меня скрутить. Так что я очень вежливо предупредил тетю Нонну и Нолика, что вот-вот начну кричать, и еще я успел попросить их предупредить соседей, как всегда делала мама. Я ушел к себе в комнату и начал кричать. Я все кричал и кричал, у меня даже стал болеть рот, но я все не мог перестать кричать. Наверное, тетя Нонна и Нолик предупредили только соседей справа и слева, потому что соседи снизу начали стучать по батарее, но я в этот момент уже почти закончил кричать и не набросился на батарею с кулаками, как в тот день, когда Дина уехала и даже не попрощалась со мной. Тогда я сильно разбил о батарею руку, но сейчас я уже почти перестал кричать. У меня очень болели рот и горло, но в груди болело меньше. Я вытащил из-под дивана кота, который всегда прячется, когда я кричу, и сказал ему, что мама умерла. Мой кот очень глупый и совершенно невм­еняемый, поэтому я объяснил ему несколько раз, что мама умерла, чтобы он как следует все понял. Я думаю, он понял, хотя он и очень глупый, потому что я очень старательно ему объяснял. Тогда я встал с пола и пошел на кухню. Тетя Нонна и Нолик сидели за столом, тетя Нонна выглядела очень испуганной и плакала, я предложил им на всякий случай борща, потому что пора было обедать, но они не хотели, и я сам разогрел себе борща, взял хлеб и компот и пообедал, а потом положил коту в миску еду. Я всегда сам заботился о коте, мама разрешила мне взять кота, чтобы я сам о нем заботился.

Тетя Нонна и Нолик сказали, что сегодня я пойду ночевать у них. Я спросил их, зачем, а они сказали, что не хотят оставлять меня одного. Я сказал, что оставался один два дня, пока мама была в больнице, и вел себя хорошо и кормил кота. Я показал им, что каждое утро ходил за свежим хлебом, поэтому хлеб у меня сегодняшний, и я сказал, что вчера ходил на творчество, хотя всегда меня водила мама, и что без мамы мне было нельзя спускаться в метро, поэтому я ходил на творчество пешком и опоздал, но Аня, которая занимается с нами творчеством, сказала, что это ничего, и потом проводила меня пешком домой. Я сказал тете Нонне и Нолику, что я могу оставаться один, пока не доем борщ. Потом я могу есть хлеб и то, что я всегда покупаю нам с мамой сам, — селедку, сыр, масло, колбасу, помидоры, арбуз, конфеты, варенье, не в стекле. Мне нельзя покупать вещи в стекле, потому что я могу их разбить и порезаться по дороге домой. Еще мне нельзя включать плиту без мамы, но сыр и хлеб я могу есть сырыми, а для кота мне не надо ничего включать. Но тетя Нонна и Нолик сказали, что сегодня я буду ночевать у них. Дина учила меня, что только она, мама, врач и милиционер имеют право говорить мне, что делать, и не должны ничего объяснять, а у всех других людей я имею право спрашивать: «Почему?» столько раз, сколько мне надо, чтобы понять. Я собирался начать спрашивать «Почему?», но вдруг понял, что ужасно устал и уже почти сплю, и что мне все равно, где ночевать. Мы спустились вниз и сели в машину к Нолику. Жена Нолика, Лена, оказывается, все время нас там ждала. Я поздоровался и вежливо спросил, как у нее дела, а она сказала, что хорошо. Когда мы приехали к тете Нонне домой, я спросил, где я буду спать, и мне сказали, что в комнате, в которой жил Нолик, когда еще был маленький. Тетя Нонна постелила мне там постель, а я сидел в кухне с Ноликом и его женой. Они предложили мне чаю и кекса, а я сказал, что не откажусь, и съел два куска кекса и выпил чай и почти совсем заснул. Тетя Нонна отвела меня в комнату и спросила, надо ли мне помочь раздеться и что Нолик, если надо, придет и поможет, но я сказал, что нет, спасибо, я раздеваюсь сам, и разделся, чтобы показать ей, что я справляюсь сам. Тетя Нонна сказала, что я молодец, и потушила свет. Я лег в постель и стал ждать, что мама придет меня поцеловать, а потом вспомнил, что мама умерла, и начал вдруг кричать снова, хотя я даже не собирался и не успел никого предупредить. Прибежал Нолик, но я не стал с ним разговаривать, мне надо было кричать, чтобы у меня перестало болеть в груди и я заснул. Нолик гораздо меньше меня, хотя и старше на год, я мог бы его ударить и прогнать, если бы на меня нашло, но мне было так больно, что на меня даже не нашло, я хотел только кричать и не хотел никого ударить. Это было по-новому и страшно: я всегда знал, кто делает мне больно, и даже хотел его убить, но сейчас я никого не хотел убить. Нолик ушел, я покричал еще, у меня перестало болеть в груди, и я заснул.

Когда я проснулся и тетя Нонна дала мне завтрак, опять приехал Нолик, только без жены, и они сказали мне, чтобы я шел в комнату, а им надо поговорить. Я сказал, что мне надо идти домой и кормить кота, и Нолик сказал, что он отвезет меня на машине. Я пошел в комнату и увидел то, что вечером не заметил от усталости: у тети Нонны в квартире шел ремонт. Когда-то у нас с мамой тоже был ремонт, и мне разрешили оборвать старые обои со стен. Я пошел в кухню спросить, можно ли мне оборвать со стен старые обои. Тетя Нонна и Нолик как раз говорили про меня, я заволновался и спросил, хорошо ли я себя веду, а тетя Нонна сказала, что я веду себя очень хорошо. Я спросил, почему они говорят обо мне, и Нолик сказал: «Валера, иди в комнату», а тетя Нонна спросила, хочу ли я жить у нее. Нолик сказал: «Мама!», я увидел, что он очень недоволен. Я тоже был недоволен и сказал, что не хочу жить у нее, я хочу жить дома, потому что там все мои книги, и игры, и лекарства, и я должен кормить кота. Тетя Нонна сказала, что она не знает, можно ли мне жить одному, а я сказал, что я не буду жить один, я буду жить с котом, а Нолик опять сказал: «Мама!», и тетя Нонна заплакала и сказала, что она не знает, что делать. Я вспомнил про обои спросил, можно ли мне ободрать их в бывшей комнате Нолика, и Нолик сказал: «Нет!», а тетя Нонна сказала: «Да», и я подумал, что раз тетя Нонна старше, чем Нолик, мне надо слушаться ее, и пошел обдирать обои.

Я уже немного нервничал, что дома не покормлен мой кот. Я ободрал обои с одной стены и пошел на кухню спросить Нолика, скоро ли он отвезет меня домой. Они все еще говорили обо мне, тетя Нонна плакала, а Нолик сказал, что скоро, и чтобы я шел обдирать обои. Я пошел и ободрал вторую стену и увидел под обоями большую красную кнопку. На ней было написано «Пуск». Мне нельзя было включать никакие приборы, не спросив у мамы, но мама умерла, поэтому я опять пошел на кухню и спросил, можно ли мне нажать красную кнопку, которая была под обоями. Тетя Нонна и Нолик испугались и побежали со мной в комнату. Я думал, что они сразу нажмут кнопку, но они начали ходить вокруг нее и волноваться. Нолик сказал, что надо пойти позвать рабочих и понять, к чему эта кнопка подсоединена. Рабочие в это время клеили новые обои в спальне у тети Нонны, там уже успели ободрать старые обои, и я очень жалел, что это сделали без меня. Нолик пошел за рабочими, а тетя Нонна пошла за ним, и я через стенку услышал, как они все про что-то говорят. Я подумал, что ни Нолик, ни тетя Нонна не сказали мне «Нельзя», когда я спросил, можно ли нажать кнопку. Если мне не могли дать ответ другие люди, я должен был спросить маму, но мама умерла, а когда я не мог никого спросить, я умел принимать самостоятельное решение. Я вспомнил, как Дина учила меня принимать самостоятельное решение. Сначала нужно спросить себя, что я собираюсь сделать. Я спросил себя и ответил: «Нажать красную кнопку». Потом надо спросить себя, может ли это причинить вред мне или другим людям. Я спросил себя и ответил: «Нет». Потом надо спросить себя, смогу ли я позже все вернуть на прежнее место. Я ничего не собирался двигать с места или ломать, поэтому я ответил: «Да». Так я принял самостоятельное решение и вдавил кнопку пальцем.

От этого у меня в голове возникло воспоминание, про которое я даже не знал, что оно там есть: я вспомнил, как мама меня держит на руках и поднимает к выключателю, чтобы я мог сам выключить свет. В этом воспоминании я был не седой, как сейчас, а рыжий. Я стал седой, когда мне было три года, — после того, как случилось то, что случилось. Зато когда случилось то, что случилось, я стал очень быстро расти и становиться сильным, а до того, как случилось то, что случилось, я был обыкновенным. В воспоминании, которое мне показала кнопка, я увидел, что нажимаю выключатель, и свет выключается. Мама хочет меня опустить, но я быстро нажимаю кнопку снова, и свет включается, а я смеюсь. Тут мама говорит мне, чтобы я перестал баловаться, потому что ей тяжело меня держать, я нажимаю выключатель, мама собирается меня опускать, но я быстро нажимаю выключатель снова, и опять зажигается свет, и я опять смеюсь. Я прямо почувствовал, как мне в этом воспоминании смешно обманывать маму, и мне стало стыдно. Мама всегда говорила, что я вырос очень хорошим человеком, но я вдруг понял, что, когда я был обыкновенным, я не был очень хорошим человеком. Быть хорошим человеком очень трудно, и мне даже приходится иногда давать себе зеленые и красные карточки за хорошие и плохие поступки, чтобы заставить себя быть хорошим, когда мне не хочется. Я подумал, что теперь мне придется опять завести красные и зеленые карточки на себя и на кота, потому что мне станет гораздо труднее быть хорошим человеком, раз мама умерла и не ругает меня, когда я делаю что-нибудь плохое.

Я стоял и смотрел на красную кнопку и пытался понять, надо ли мне нажать на нее еще раз или я уже все узнал. Тут пришли рабочие с Ноликом и тетей Нонной и стали рассматривать кнопку. Они боялись ее нажать и сказали, что сейчас позовут электрика и проверят, подключена ли эта кнопка к электричеству. Мне сказали, чтобы я отошел от кнопки и пошел на кухню к Лене и попросил еще чаю. На кухне Лена и Нолик ругались про меня, и Лена говорила, что если я не буду жить с тетей Нонной, а буду жить сам, то Нолику придется каждый день ездить меня проверять, а Нолик говорил, что он не может оставить меня с тетей Нонной, потому что я сумасшедший амбал. Тогда Лена сказала, что есть еще третий вариант, но Нолик ей сказал: «Побойся Бога». Тут они заметили меня. Я сказал Лене, что я действительно сумасшедший амбал, но я стараюсь быть хорошим человеком, и пока я хороший человек, я должен жить дома, чтобы воспитывать кота. Еще я сказал, что теперь буду стараться быть хорошим человеком еще сильнее, потому что теперь мамы нет, так что ответственность за наше с котом поведение ложится на меня, и я снова заведу красные и зеленые карточки, чтобы себя заставлять. Я здорово испугался. Я-то знал, что такое третий вариант. Лена посмотрела на Нолика, а Нолик сказал мне, чтобы я шел обратно в комнату.

Я пошел в комнату. Мне было очень страшно, а мне редко бывает страшно, потому что я очень большой и сильный, но третий вариант — это третий вариант. Еще я все сильнее нервничал из-за кота, потому что кот глупый и буйный, и его нельзя оставлять надолго, особенно некормленного. В комнате никого не было. Я долго думал и решил, что все-таки надо снова нажать на кнопку, хотя мне очень не хотелось. Я нажал на кнопку. Сначала мне показалось, что она не работает, но я держал ее и держал и вспомнил, как я стою с мамой и мама хочет вызвать лифт, а на меня находит и я начинаю кричать и пытаюсь бить маму. Голова у меня в этом воспомининии была не рыжая, а замотанная белым, потому что я как раз был после больницы, после того, как случилось то, что случилось. Внутри этого воспоминания в моей забинтованной голове есть другое воспоминание, про лифт, и я пытаюсь бить маму, чтобы она не заставляла меня войти в лифт. Я быстро отдернул руку от красной кнопки, но как будто немножко остался в своем воспоминании и даже в воспоминании внутри воспоминания, потому что мне было очень больно и очень хотелось кричать. Я закрыл глаза и стал громко повторять «Синее, синее, синее, синее!» и представлять себе синее, потому что недавно понял, что синее меня успокаивает, когда на меня вот-вот может найти. Я даже не знал, что когда-то мог ударить маму, пусть я и был тогда совсем маленький. Я понял, что быть хорошим человеком мне станет еще тяжелее, чем я думал, потому что теперь, когда мама умерла, мне придется знать про себя вещи, которые про меня знала она, и поэтому я мог их не знать, а теперь вот выхода нет. Мне очень не нравились эти вещи, я страшно сердился на кнопку и ужасно хотел ее ударить, поэтому я повторял «Синее, синее, синее, синее!», очень громко. На мой голос опять прибежала тетя Нонна и Лена, а Нолик закричал с кухни: «Да оставьте вы его, он в порядке!» Я и правда был уже в порядке, я еще немножко попредставлял себе синее, а потом открыл глаза и сказал тете Нонне и Лене, что я в порядке. Лена посмотрела на тетю Нонну, как тогда смотрела на Нолика, а тетя Нонна спросила меня, хочу ли я есть или чаю. Я вежливо сказал, что не хочу, но что я очень нервничаю из-за кота, кот точно хочет есть. Я спросил, когда Нолик отвезет меня на машине домой. Тут пришел электрик и стал смотреть на кнопку и трогать ее железным карандашиком, а потом сказал, что кнопка подключена к электричеству, но он не знает, что эта кнопка делает. Я больше не хотел оставаться рядом с кнопкой и действительно ужасно нервничал из-за кота. Я сказал, что на мне теперь очень большая ответственность, и опять спросил, когда Нолик отвезет меня на машине домой. Тетя Нонна позвала Нолика из кухни, где Лена кормила его обедом вместе с рабочими, но не стала говорить с Ноликом меня, а заговорила с ним про кнопку. Тетя Нонна говорила, что надо оставить кнопку в покое от греха подальше, а Нолик говорил, что надо нажать и всё — всё будет нормально и станет понятно, что эта кнопка делает, а тетя Нонна начала хватать Нолика за руку и говорить: «Сыночек, я тебя умоляю, не трогай ее». Тут с кухни пришла Лена и спросила, в чем дело. Электрик объяснил, и Лена сказала электрику — пусть тот просто отключит кнопку от электричества. Тут тетя Нонна начала кричать, что будет пожар, или что весь дом отключится от электричества, и Лена сказала что-то и ушла на кухню, а электрик сказал, чтобы мы разобрались, а он посидит, подождет, ему все равно, а Нолик сказал, что он сейчас кого-нибудь убьет, а я сказал, что мой кот — бешеный и я должен его кормить и что я должен быть хорошим человеком, даже лучше, чем раньше, и поэтому я не имею права оставлять кота голодным, и что я нервничаю из-за кота очень сильно. Я вежливо спросил, когда Нолик отвезет меня на машине домой. Тут Нолик очень громко швырнул на стол вилку, которую принес из кухни, и сказал мне, чтобы я собирался, выходил в коридор и надевал ботинки, сейчас он отвезет меня к коту. Я побежал в коридор и наткнулся на электрика, тот шел из кухни обратно в комнату и спросил, что они там решили про кнопку, а я сказал, что не знаю, но что я бы не советовал ему на нее нажимать, если только он не хочет стать очень хорошим человеком. Электрик сказал, что я, наверное, родственник всех этих людей, а я сказал ему, что не могу сейчас объяснить ему подробно про кнопку, потому что у меня умерла мама и я очень нервничаю из-за кота. Тогда электрик сказал, что он, наверное, пойдет, и ушел. Я надел ботинки, тут пришли Нолик и Лена, Нолик тоже надел ботинки, а Лена сказала, что он ее не щадит и что есть третий вариант, а Нолик как будто ее не слышал и вышел на лестницу, и я пошел за ним. Нолик пошел к лифту, я испугался и стал быстро говорить «Синее, синее, синее, синее, синее», и тогда Нолик вспомнил, что я не могу ездить на лифте и побежал вниз по лестнице. Я побежал за ним и кричал «Синее, синее, синее, синее, синее!», потому что очень боялся, что Нолик уедет на машине без меня, и тогда кот точно сойдет с ума, пока я буду идти домой пешком. Тут Нолик вдруг тоже начал кричать: «Синее, синее, синее, синее, синее!», и на последней лестничной площадке мы догнали электрика, Нолик оттолкнул его, потому что, наверное, тоже очень нервничал из-за кота, а электрик почему-то кинул нам вслед свой железный карандаш. Я страшно боялся, что Нолик уедет без меня, и пробежал почти до выхода из подъезда, но тут вспомнил, что теперь мне надо стараться еще сильнее, чем всегда, чтобы быть хорошим человеком, и побежал по лестнице обратно, поднял железный карандаш и попытался вернуть его электрику, но тот закричал и побежал от меня вверх по лестнице. Я решил, что он сообразил, как поступить с кнопкой и просто выбросил карандаш, раз он ему больше не нужен.

Когда я выбежал из подъезда, Нолик уже завел машину, и мы поехали очень быстро. Я сказал Нолику: «Спасибо», а он сказал: «Не за что». Тогда я спросил его, бил ли я его, когда был обыкновенным, и Нолик сказал: «Нет». Потом я спросил, бил ли я его после того, как случилось то, что случилось. Нолик помолчал и опять сказал: «Нет». Я был рад, что стал тогда хорошим человеком так быстро. Я сказал Нолику «Спасибо» и сказал, что я его люблю, а он сказал, что мы уже приехали, и спросил, могу ли я сам дойти до квартиры. Я сказал, что да, я хожу сам за хлебом, селедкой, сыром, маслом, колбасой, мясом, рыбой, помидорами, арбузом, конфетами, вареньем, не в стекле. Нолик сказал, что я молодец. Я сказал, что я буду стараться. Нолик сказал: «Давай, иди, Третий Вариант», но я понял, что он шутит. Я не всегда понимаю шутки, но я знаю Нолика и понимаю его шутки, или, по крайней мере, так мне кажется. Я очень хотел обнять Нолика, но в машине было очень тесно, а кроме того, я очень сильный, поэтому мне можно было обнимать только маму и кота, а теперь, когда мама умерла, мне можно было обнимать только кота.

Кот вышел мне навстречу в прихожую, от голода он уже так орал, что соседи справа стучали по батарее, они, наверное, уже целый час стучали. Я взял и обнял кота, и от этого мне снова ужасно захотелось кричать. Я знал, что мне придется дать себе за это пять или шесть красных карточек, потому что соседям станет еще хуже, но ничего не мог с собой поделать: я все кричал, и кричал, и кричал, а у меня в груди было все больно, и больно, и больно. Я даже забыл про кота. Я только тогда про него вспомнил, когда уже совсем устал кричать. Соседи почему-то перестали колотить по батарее, и даже кот совсем затих. Я даже испугался, что случайно задушил кота, пока кричал, но кот был в порядке, только очень мятый. Я опустил его на пол, он постоял немного, пошатался и побежал к миске. Я налил ему воды и насыпал так много корма, что он пересыпался из миски, но я решил, что пускай. Себе я достал из холодильника хлеб, селедку, сыр, масло и варенье, сделал чай и поужинал, а потом опять убрал все в холодильник, кроме банки из-под селедки, которая стала пустой, и я ее выкинул. Кот все ел и ел и пил воду, а потом опять ел. Я понял, что теперь мне надо самому мыть посуду, и помыл посуду. Я так устал, что помыл ее просто рукой, я решил, что мыть посуду мылом и мочалкой я научусь завтра. Еще я записал в блокнот на холодильнике, что надо купить селедку. Про свежий хлеб я и так помнил, это всегда была моя обязанность. Я подумал, что за мытье посуды надо дать себе зеленую карточку, а за мытье посуды без мыла — красную, так что можно было не давать себе никаких карточек.

Я лег в кровать и сказал себе ничего не ждать, а засыпать сразу. Мне захотелось кричать, но уже не так сильно, как прошлой ночью, и я сдержался, чтобы не будить соседей. Потом мне показалось, что я все-таки кричу, но выяснилось, что кричу не я, а кот. Я заснул, а кот меня разбудил. Я пошел на крик и увидел, что кот лежит на маминой кровати и кричит, — не орет, а кричит, совсем как я. Я никогда не слышал, чтобы он так кричал, совсем как я. Я стал его успокаивать, но он все кричал и кричал. Я попробовал забрать его к себе в комнату и положить его спать с собой, хотя обычно я не разрешаю ему спать в своей кровати, потому что это невоспитанно, но кот так вцепился в мамин матрас, что я не мог его оторвать, хотя я очень сильный. Я стал говорить коту: «Синее, синее, синее!» — но он все кричал и кричал, я стал говорить ему: «Синее, синее, синее!» еще громче, но он все кричал и кричал, совсем как я, и тогда я все-таки отодрал его от матраса, надел ботинки и пешком пошел с котом к тете Нонне. Я очень устал и шел очень медленно, но все-таки я пришел и поднялся по лестнице. Мне открыла дверь Лена, она была в халате и сонная, и кажется, испугалась, но я вежливо сказал, что не хочу ни кофе, ни чаю, ни есть, и что я зашел всего на секундочку. Я понес кота в ту комнату, в которой Нолик спал, когда был маленький, но в стене не было никакой красной кнопки. Я стоял и смотрел на пустую стену и ничего не понимал, но вдруг понял, что рабочие успели заклеить ее обоями. Я дико испугался и стал спрашивать, отключили они кнопку или нет, но тетя Нонна ничего не понимала, а Лена кричала на Нолика. Тогда я быстро содрал обои там, где была кнопка. Она оказалась на месте, и ее явно никто не трогал, ее просто заклеили, и теперь ее как бы опять не было, как не было, пока я не ободрал обои в первый раз. Я поднес кота к кнопке под причитания тети Нонны и нажал на кнопку его лапой. Кот попробовал вырваться, но я очень крепко держал и лапу, и кота. Я сказал коту, что сейчас он видит воспоминание про то, какой он был до того, как я занялся его воспитанием и стал делать его хорошим котом. Я сказал ему, что он ненормальный и невменяемый сумасшедший амбал, но что он очень старается и он уже гораздо лучше, чем раньше. И сказал, что теперь, когда мама умерла, я отвечаю и за него, и за себя, и что он должен начать стараться гораздо сильнее, потому что мне придется мыть посуду с мылом и у меня не будет сил так много его воспитывать. Я сказал коту, что теперь мне придется выдавать ему красные и зеленые карточки за поведение, но его карточки будут считаться, как мои карточки, и что если он будет зарабатывать своим поведением красные карточки, то отдуваться за них придется мне. Еще я сказал, что всегда есть Третий Вариант, и чтобы кот не забывал об этом. Мой кот очень глупый, но я думаю, что он меня понял. Тогда я разрешил ему отпустить кнопку и вежливо спросил у всех, не может ли Нолик отвезти нас с котом домой на машине. Я очень устал и буду идти пешком очень долго, и это бы ничего, но кот как-то совсем притих, и я уже начинаю за него волноваться.

Пятница

Если дождь продолжается долго, то я не выдерживаю и начинаю выть. Я вою очень тихо, чтобы не испугать маму. Мне очень страшно от самого дождя и еще потому, что я никогда не могу посчитать, сколько дней он идет. Я очень хорошо считаю, но с дождем все иначе. Даже если дождь пошел только сегодня, я сразу начинаю думать, что вчера тоже был маленький дождик. Я стараюсь думать, что он вчера прекратился, а сегодня пошел опять, так что вчера не считается. Но потом я начинаю думать, что, может, он вчера не прекратился, а просто стал такой мелкий, что я его не различал. А от этого я начинаю думать, что позавчера тоже шел такой невидимый дождь, даже если до этого я думал, что позавчера было солнце. А от этого сразу получается, что дождь идет уже три дня подряд. Тут у меня от страха немеют уши, потому что я знаю, что если Господь решит опять устроить Потоп, то дождь будет идти три дня не переставая. Вообще-то я очень хороший человек, я очень ответственный и вежливый и слежу за дисциплиной меня и кота. Но иногда я делаю очень плохие вещи, просто не могу удержаться. В среду я сделал очень плохую вещь, такую плохую, что даже бесполезно было давать себе за нее красные карточки, их бы не хватило, даже если бы я нарезал из остатков пальто еще красных карточек. Я лежал и считал, сколько красных карточек должен выдать себе за плохое поведение после того, что я натворил в среду, и даже не был уверен, что у меня хватит остатков пальто на такое количество карточек. Так что в ту ночь у Господа были все поводы устроить Потоп, и мне было очень страшно.

Раньше, когда начинался дождь, а я знал, что совершил плохой поступок, я сперва тихо выл от страха, а потом не выдерживал и шел к маме плакать. Мама включала телевизор, потому что если произойдет что-то ужасное — землятресение или Потоп или война — об этом сразу скажут по телевизору. Мы переключали все каналы телевизора, и я немножко успокаивался, что там идут обычные программы. Потом мама вела меня к окну и мы высматривали на земле место, не покрытое водой. Когда я видел такое место, я понимал, что землю пока что не залило. Я понимал, что Господь, наверное, еще раздумывает, и начинал изо всех сил извиняться за то, что я сделал. Я рассказывал Господу, как я себя накажу (например, один раз я в наказание целую неделю спал под кроватью, хотя там очень плохо и тесно, потому что я очень большой, сильно больше почти всех людей, даже мясника. Потом у меня ужасно болели лопатки и колени, но зато я спас всех от потопа, и вообще до сих пор мне с Господом удавалось договориться). После этого я немножко успокаивался и вспоминал, что на самом деле вчера и позавчера дождя не было. Получалось, что даже если Господь решил-таки устроить Потоп, то сегодня первый день, и мы все утонем только послезавтра. У меня все не очень хорошо с «послезавтра» и другими далекими днями: я знаю, что они бывают, но у меня никогда не случалось так, чтобы я проснулся и понял, что наступило «послезавтра». Так что я переставал бояться и шел спать под кровать или нести другое наказание. Мама выключала телевизор и очень просила меня не слишком сильно себя наказывать, а потом тоже шла спать.

Но теперь мама умерла, так что мне пришлось самому включать телевизор. Я старательно пересмотрел все каналы. Там шли обычные передачи. Но в среду я натворил такое, что Господь мог в этот раз рассердиться по-настоящему и не предупреждать никого по телевизору. Когда я вспомнил про среду, я тут же начал думать, что дождь уже шел и вчера, и позавчера, так что ни на какое «послезавтра» мне надеяться не стоило. Я тихонько завыл и побежал к окну посмотреть, есть ли там непокрытая водой земля. Я посмотрел и не увидел такой земли. Все было покрыто водой. У меня сразу так онемели уши, что я даже схватился за них, чтобы убедиться, что они еще есть. Я открыл окно и высунулся наружу, чтобы лучше видеть, но ничего не смог увидеть, потому что мне сразу намочило глаза.

Тогда я пошел и разбудил кота. То есть я пошел будить кота, но кот не проснулся, он никогда не просыпается без крайней нужды, потому что он негодяй со всеми плохими качествами. Мне все-таки очень тяжело дается его воспитание, и иногда он меня прямо-таки доводит. Мой ужасный поступок в среду я совершил именно из-за кота, который с утра прямо-таки довел меня своими плохими качествами, но я знаю, что все равно это моя ответственность, и я не должен винить кота, потому что кот — тоже моя ответственность. Лень и безразличие — два очень плохих качества моего кота, а когда он спит, ему, во-первых, лень просыпаться, а во-вторых, у него безразличие к тому, кто его будит,то есть ко мне. Я слишком нервничал, чтобы будить кота как следует, то есть заставить его проснуться, а потом объяснить ему, что он плохо себя ведет, когда проявляет ко мне безразличие. Я знаю, что на того, кого воспитываешь, бесполезно кричать, ему надо объяснять, в чем он виноват. Я очень нетерпеливый, это мое очень плохое качество. А в этот раз мне было еще и дико страшно. Поэтому я просто отнес спящего кота к окну и сложил на подоконник, чтобы на него из открытого окна лилась вода и он скорее проснулся. Кот проснулся и сразу стал невменяемым. Он вообще невменяемый, но тут мне пришлось держать его двумя руками, а он норовил вцепиться когтями мне в живот, хотя я вежливо и заранее попросил его на меня не обижаться. Мне было нечего привязать к коту, так что я привязал к нему посередине одну штанину от моих запасных пижамных штанов, а другую крепко зажал в кулаке. Я решил, что спущу кота за окно, и если вся земля покрыта водой, то он поплывет, а если не покрыта, то побежит.

Я боялся, что кота унесет течением, поэтому держал вторую штанину очень крепко. Я рассчитал, что штанов вместе с котом как раз хватит до земли от моего первого этажа. Я знал, что натворил в среду, так что был уверен, что кот сразу поплывет. Но кот не поплыл, а упал на что-то мягкое и заорал. Там, внизу, кто-то тоже бешено заорал мужским голосом. Тут я вдруг понял, что последние два грома были совсем не громы, а чьи-то стоны мужским голосом. Я потянул кота обратно, но он за что-то зацепился. Я стал кричать на него и сильно дергать штанину, но кот орал, а кто-то продолжал стонать мужским голосом. Я решил, что кто-то внизу держит моего кота и не отпускает. Я не знал, зачем это надо, но мне было уже не страшно, потому что кот не поплыл. Поэтому я привязал штанину к батарее и побежал наружу.

Я прибежал и увидел, что под окном лежит милиционер. Он не держал кота, кот сам за него держался. Этот милиционер поджал ноги к животу, закрыл глаза и немножко раскачивался лежа. Он очень дрожал и у него всюду была вода, даже ухо было полное воды. Я накричал на кота, что он повалил милиционера и не дает ему встать. Я очень уважаю милиционеров. Мама и моя подруга Дина говорили, что, кроме них самих, только врач и милиционер имеют право говорить мне, что делать, и я должен сразу слушаться. У всех остальных я могу спрашивать «Зачем?» или «Почему?» и не обязан делать, что они говорят, если мне кажется, что это плохо. Когда Дина уехала и даже не попрощалась со мной, а мама умерла, я стал уважать врачей и милиционеров еще больше, потому что теперь только они могли говорить мне, что делать. Так что я вежливо сказал милиционеру, что очень его уважаю и что не надо арестовывать кота, потому что я сам виноват в его плохом воспитании. Я сказал милиционеру, что он имеет право арестовать меня, чтобы я понес наказание за плохое воспитание кота. Но милиционер только дрожал и стонал. Это был совсем небольшой милиционер. Я попробовал поставить его на ноги, но он застонал еще громче и еще сильнее схватился за живот и поджал колени. Тогда я взял его на руки и понес к себе домой вместе с котом.

Я не знал, куда положить мокрого милиционера, а кроме того, он был еще очень грязный, потому что у нас под окном в этот день убирал хороший таджик. Иногда там убирает хороший таджик, а иногда плохой. Хороший таджик все время ласково говорит с кем-то по телефону и в то же время рисует метлой фигуры в грязи, как будто танцует. После него грязь лежит красивыми кругами и радугами. А плохой таджик сметает грязь в лопату и уносит. Так что милиционер был очень грязный. Еще он стонал и был очень горячий. Он сказал, что у него ужасно болит живот, и его вырвало на меня желтым и красным. Я положил его в гостиной на ковер перед телевизором. Потом я раздел его, а его вещи свалил в ванну, вместе с фуражкой, палкой и пистолетом. Пистолет и палка тоже были грязные, и я подумал, что Лена, жена моего двоюродного барта Нолика, которая приходит ко мне убирать, наверняка разозлится, что ей надо мыть грязную ванную, а еще и палку и пистолет. Я принес милиционеру свое одеяло, но он все равно дрожал. Я сказал ему, что сейчас позвоню Нолику. Когда я заболею или мой кот заболеет, я должен звонить Нолику. Вообще если случится что-то плохое, я должен звонить Нолику, а мокрый больной милиционер — точно был что-то плохое. Но тут милиционер стал хватать меня за ноги и говорить, чтобы я не звонил Нолику. Он сказал, что никому нельзя рассказывать, что он тут. Я должен слушаться милиционеров и не спрашивать: «Почему?», так что я не стал звонить Нолику. Наверное, милиционеру было очень плохо, потому что он держался за живот и тихонько выл. Я вдруг очень устал от всего этого и сел на ковер рядом с ним. Я начал опять переключать телевизор, чтобы посмотреть, не сообщают ли что-нибудь о Потопе, и вдруг увидел моего милиционера. Он был черно-белый и немножко неразборчивый, а кроме того, я как будто смотрел на него и на других людей в магазине со шкафа или с антресолей, но все равно сразу узнал моего милиционера. Я сказал милиционеру, что его показывают по телевизору. Мою маму однажды показывали по телевизору, она на улице отвечала на вопрос: «Какую соль вы всегда покупаете?» Я не помню, что ответимла мама, но она, наверное, ответила правильно, потому что вечером ее показали по телевизору, и ей было очень приятно, и потом мы с мамой ели варенье на ночь, а кот ел на ночь сыр, хотя на ночь есть вредно. Я думал, что милиционер тоже обрадуется, но он вдруг заплакал. Наверное, живот у него разболелся совсем сильно. Телевизор сказал, что мой милиционер был очень пьян и открыл стрельбу по посетителям магазина. Я увидел, как черно-белая кассирша повалилась куда-то на бок, все люди закричали и присели, а одна девушка не присела, просто стояла и смотрела на моего милиционера, он выстрелил и в нее тоже, она села куда-то вниз, и ее перестало быть видно из-за полки. Тут мой милиционер вдруг согнулся пополам, схватился за живот и побежал к двери. За ним никто не побежал, и телевизор сказал, что милиционера не сумели задержать, и он скрылся в неизвестном направлении. Я-то знал, какое это направление.

Я не понимал, что делать. Тогда я стал думать логически, как меня учила Дина. Я сказал себе, что если я видел, как кто-то делает что-то плохое или опасное, я должен был позвать милиционера и дальше делать то, что он скажет. Значит, если я видел, как милиционер делает что-то плохое и опасное, я должен был позвать милиционера и дальше делать то, что он скажет. А если этот милиционер лежит прямо у меня на ковре перед телевизором, держится за живот и тихонько стонет во сне, то звать его мне уже не надо, а надо делать то, что он скажет. А мой милиционер сказал мне никому ничего про него не говорить, — значит, я никому не должен ничего говорить. Это означало только одно: мне придется самому разобраться с милиционером. От этой мысли я чуть не заплакал — будто мне было мало Потопа и невменяемого кота.

Я пошел на кухню, пока вода не поднялась очень высоко, и сложил в пакет селедку, сыр, масло, колбасу, помидоры, арбуз, конфеты, варенье. Еще я сложил свои красные и зеленые карточки. Еще я сложил хлеб и две банки консервов для кота. Консервы можно было вообще не брать, потому что кот будет ловить себе на пропитание рыбу, но я подумал, что у него может занять какое-то время научиться ее ловить. Мой кот не очень умный. Я принес пакет обратно в гостиную и осторожно сел на ковер, чтобы на него не налилась вода. Ковер качался, но не переворачивался. Пора было разобраться с моим милиционером. Я его разбудил и дал ему хлеба с вареньем. Кажется, у него уже меньше болел живот, но очень болела голова, он все время за нее держался. Он спросил, нет ли у меня пива, но я строго сказал ему, что он больше никогда не выпьет пива. Я перечислил все, что мне нельзя пить, потому что от этого я становлюсь ненормальный и могу убить кого-нибудь, я очень сильный и мне не нужен даже пистолет. Я сказал моему милиционеру, что он больше никогда не выпьет пиво, водку, ликер, то, что продают в банках вместо пепси-колы, водку (хотя про водку я уже говорил), вино, коньяк. Я сказал, чтобы милиционер хорошо завернулся в одеяло и сидел смирно и провел с ним Беседу. Я часто провожу Беседу с собой или с котом, когда понимаю, что кто-то из нас покатился по дурной дорожке. В среду ночью я провел с собой ужасную Беседу, после которой очень плакал, но слезами горю не поможешь. Я тогда изо всех сил извинялся перед Господом и выложил на кровати все свои красные карточки, но после того, что я натворил, их бы все равно не хватило, даже если бы все остатки моего детского пальто на них пошли. Я пытался придумать себе наказание, но не смог придумать такое ужасное наказание, которое бы тут подошло, я проспал под кроватью две ночи и не ел варенья, хотя я очень люблю варенье, но все равно допрыгался до Потопа. Я рассказал это моему милиционеру и сказал, что из-за меня мы все, наверное, утонем. Но пока мы не утонули, — сказал я моему милиционеру, — мне придется взять на себя ответственность и за него тоже. Я сказал моему милиционеру, что он, судя по всему, и есть мое наказание за то, что я натворил в среду. Я сказал, что уже второй раз приношу в дом кого-нибудь невменяемого — сначала кота, а теперь его, а если ты принес в дом кого-нибудь невменяемого, то его поведение теперь на твоей ответственности и ты должен его воспитывать и брать себе красные карточки за его поведение, если он плохо себя ведет. Я сказал моему милиционеру, что он вел себя очень, очень, очень плохо. Мой милилционер заплакал, но я сказал, что слезами горю не поможешь. Я сказал, что я уже совершил одну ошибку и очень плохо воспитывал своего кота, и когда кот умер, мне пришлось спускаться за ним в ад и говорить, чтобы его отпустили, потому что в его плохом поведении виноват я и теперь буду воспитывать его гораздо лучше, чтобы в следующий раз, когда он умрет, он попал в рай. Я сказал моему милиционеру, что теперь, если он умрет, мне придется спускаться в ад и за ним, а у меня уже просто нет сил лазить в эту дыру, тем более что я ужасно обжег там руку. Потом я спросил милиционера, умеет ли он плавать, и он сказал, что нет. Он точно был мое наказание.

Потом я разбудил кота и тоже провел с ним Беседу. Я сказал ему, что теперь я отвечаю не только за него, но еще и за милиционера, и что ему пора начать брать себя в руки, потому что я воспитываю его уже чер-те сколько времени. Я сказал коту, что теперь мне придется брать красные карточки и за него, и за милиционера, и что если кот будет по-прежнему вести себя, как невменяемый, я просто не выдержу столько красных карточек. Я закатал рукава пижамы и показал коту следы зубов на плечах, там, где меня в среду кусала эта женщина. Я сказал коту, что это было хуже всего, — я не чувствовал даже, как она меня кусает и бьет, такой я был невменяемый. Весь четверг я бегал по городу, чтобы ее найти и извиниться, но не смог ее найти. Я думаю, у меня был невменяемый вид, так мне было плохо и стыдно, так что если даже она меня увидела, наверняка спряталась, — она же не знала, что я хочу извиниться. Мне было так плохо, что я даже не сразу потом вспомнил, шел в четверг дождь или нет, — такой невменяемый я был. Я сказал коту, что с тремя невменяемыми я не справлюсь. Я думаю, что кот меня понял. Это была не первая Беседа, которую я с ним проводил, и я знал, что он тупой и почти меня не слушает, но он очень долго смотрел на мои плечи, и я думаю, он меня правда понял.

Тогда я обратился к Господу и тоже провел с ним Беседу. Я сказал, что, конечно, натворил ужасное, но что он ведет себя нечестно, потому что не хочет взять на себя ответственность, как я всегда беру на себя ответственность за кота. Я сказал Господу, что он тоже хорош, и что, в конце концов, он должен делать нас добрыми и хорошими, и что я всегда очень стараюсь и вообще до среды думал, что я очень хороший человек, но оказалось, что я совсем даже не хороший человек, и что его, Господа, вина в этом тоже есть. Когда я все это говорил, я не видел Господа, но, думаю, он меня слышал. Наверное, глупо было сердить его во время Потопа, тем более что наш ковер уже выплыл из окна, через которое я вчера сбрасывал кота, и теперь непонятно, куда плыл, но я решил покончить со всеми Беседами разом. Так что я сказал Господу, что если у него есть хоть какая-то совесть, то он отвечает за невменяемого меня, как я отвечаю за невменяемого кота, а теперь еще и за невменяемого милиционера. Я сказал Господу, что если от его потопа мы все утонем, то, по совести, он должен будет прийти за нами в ад, попросить, чтобы нас выпустил наружу и уж как следует нас воспитать, чтобы такое больше не повторилось.

Я думал, за эту беседу Господь перевернет наш ковер, но ничего такого не случилось. Я понял, что у Господа все-таки есть совесть, и вдруг успокоился. Милиционер и кот тихо сидели на ковре и смотрели вокруг, и ковер под нами очень приятно покачивался на волнах. Людей вокруг почти не было, только хороший таджик проплыл в своей тачке совсем близко от нас. Он сидел в тачке, что-то напевал и рисовал пальцем круги по воде, у него получалось очень красиво. Я спросил хорошего таджика, нужна ли ему его метла, а он сказал, что нет, и отдал ее нам. Я стал тихонько грести метлой, чтобы ковер меньше натыкался на деревья, их ветки оказались прямо над нами и было очень красиво. Вдруг мой кот подбежал к краю ковра и стал ловить что-то лапой. Я обрадовался, что он так быстро начал ловить рыбу себе на пропитание, я подумал, что моя воспитательная Беседа все-таки не прошла для него даром, но это была не рыба, а та самая женщина. Она плыла под водой, я закричал и замахал ей руками, я даже вскочил и чуть не перевернул ковер, а сердце у меня полезло куда-то в горло, но она очень быстро поплыла куда-то. Я принялся изо всех сил грести метлой, и тут эта женщина вынырнула и страшно ударила меня по голове хвостом. Голова у меня аж загудела, от удара я свалился в воду и стал захлебываться. Мой милиционер затащил меня обратно на ковер и что-то кричал этой женщине, хотя она давно уплыла, и я его не слушал, хотя за то, какими словами он на нее ругался, мне теперь полагались две красные карточки. Я выбрал из волос чешую, сколько смог. Голова у меня гудела, но мне вроде как стало полегче. Я съел кусок хлеба без варенья, а потом подумал и съел еще один, с вареньем.

Другое

Дни Победы: спецпроект «Нового Калининграда.Ru»

Нина Петровна Демешева, 91 год

…И мы со старшиной спрятались под танк. Под его танк. А он уже стал разворачиваться, чтобы уйти в лес, и чуть нас не раздавил. Так мы познакомились и полюбили друг друга.

Тамбов

Родилась я в Тамбове 21 января, в 1923 году. Родители мои тамбовские и бабушка тоже. С детства я танцевать очень любила. В школе в 9–10 классах я больше танцевала, чем училась. Потому что я уже работала в Ансамбле песни и пляски Тамбовской филармонии. Кое-как закончила я там школу. Мечтала поступить в хореографическое училище и стать балериной, хоть мама и была против. Но я все-таки послала документы. А тут война. Все мои планы, конечно, рухнули. Где там быть балериной, когда такое. Помню, как из нашего класса ребят сразу мобилизовали, потому что им было уже по 18 лет. А мы, девчонки, пошли на курсы. 4 девочки из нашего класса, в том числе и я, пошли на медицинские курсы. И, закончив их, мы получили звание «Старшина медицинской службы».

Первые рейсы у нас были — Иркутск, Новосибирск. Мы возили тяжелейших раненых в этом поезде, и там, по следованию из города в город, мы сдавали их в госпитали. А в 1942 году в июле нас послали на Воронеж.

Воронеж

Город тогда был наполовину занят фашистами, и надо было оттуда срочно эвакуировать раненых с госпиталей. И вот на пяти санитарных эшелонах нас послали туда. Наш эшелон брал примерно 600 человек, а нагрузили мы туда 1500 человек. Битком, просто битком набитые вагоны. Для тяжелораненых были специально оборудованные вагоны — 15 носилок с одной стороны и столько же с другой. Солдаты с более легкими ранениями ехали в обыкновенных вагонах. И вот представьте себе, что в ночь с 5 на 6 июля, несмотря на то, что на наших вагонах были огромные красные кресты, на нас налетели фашистские самолеты. Мы только с Воронежа выехали. Нас бомбили в течение 20 часов беспрерывно. За это время пролетело 75 самолетов, и все бомбы были сброшены на наши санитарные поезда. Такой ужас и страх, не рассказать.

Солдаты выползают из вагонов в лес, а их тут же расстреливают у нас на глазах, и мы не можем ничем помочь. Страшно. Да, очень страшно. Все это горело, пылало. А немцы свое дело сделали и улетели. А мы остались в лесу у пылающих вагонов. В нашем эшелоне от наших полутора тысяч человек осталось всего 100 раненых. Кто мог уйти — ушли. Но главное, что первый раз мы встретились с таким диким предательством.

Наш начальник поезда, комиссары тогда были, решили бросить сто человек раненых и уйти через лес в Тамбов. Мы, значит, собрали комсомольское собрание и решили, что так ни в коем случае поступать нельзя. И вот нас оставили, двух медсестер — меня и Раечку — и четырех санитаров. А предатели наши взяли все, что было только возможно — перевязочные материалы, продукты питания — и ушли пешком через лес. Команда поезда из 60 человек сбежала. А нам оставили взрывчатку и приказали при приближении немцев подорвать себя и поезд с ранеными, но ни в коем случае не сдаться в плен.

Они ушли, а мы всю ночь таскали на носилках этих раненых на шоссейную дорогу, которая шла параллельно железной. Через лес мы их перетащили, положили на край дороги с одной и с другой сторон и прикрыли их ветками. А что дальше? Оставалось только ждать.

Жара, лето, июль. Раненые наши были все в тяжелейшем состоянии, все в гипсе. Помню, у солдата одного вся нога была в гипсе, а на месте огромной раны было сделано открытое «окно», чтобы перевязку можно было делать.

Да уж, перевязку. А чем ее делать, если все забрала команда поезда? Делать нечем, мухи летают и садятся на раны. Смотришь, а там черви уже ногу грызут. Они расползаются под гипсом, у солдат все чешется. Диким, просто диким голосом кричали они, а мы ничем не могли им помочь.

Для того что их покормить, мы ходили по этим разбитым вагонам и собирали там какие-то остатки. А машины идут и идут из Воронежа, и никто на нас внимания не обращает. Раненые пылью все покрылись, 5 человек погибли. И вот мы как-то ночью с санитарами решили, что нужно искать хоть какую-нибудь воинскую часть. Идем, значит, лесом, и вдруг из-за кустов: «Хэнде хох!». Мы поднимаем руки вверх, а из другого куста слышим такой отборный русский мат. Как оказалось, это шла наша разведка. Они нас приняли за немцев, а мы — их. Знали бы вы, как мы обрадовались! Мы пришли к нашим вагонам и показали весь этот кошмар. Они дали нам свою санчасть, мы обработали раненых. Потом на машинах мы вывезли солдат за 90 километров от этого места в деревню Волошино.

Сдала этих раненых, 95 человек, получила расписку. Я села в машину. Нет, не села — просто упала, как подбитая, и ничего не чувствовала. Вот говорят, в состоянии прострации человек — в таком состоянии была я.

Мы проезжали через железную дорогу, а там разбитые эшелоны, и, главное, там разбитые ящики с тихоокеанской сардиной в прованском масле. Мы обалдели. Я набрала вот этих вот банок, потому что там медсестра и еще 4 санитара в поезде меня ждали. Дали мне еще две бутылки водки. Мы поехали дальше. Машина останавливается, я должна была выйти. И вдруг мне кричат: скорей, скорей, машина взорвется. Я выпрыгиваю из этой машины и попадаю в какой-то куст. Самолет стал обстреливать машину, но не попал, и машина ушла. Я понимаю, что мне, в буквальном смысле, запекло все лицо. Но я ничего не бросила. Как выяснилось, плюхнулась я в куст с крапивой, там же мне пчела «влепила» в щеку. И вот я прихожу вся нагруженная продуктами и с мордой наперекос. Мне говорят: «Батюшки, ты откуда такая пришла?» Долго потом смеялись.

Прошло время, мы кое-как там жили, немцев уже отогнали. Приходит железнодорожная бригада, которая перевела железнодорожные линии, чтобы мы могли дальше двигаться. Потому что по той линии было невозможно двигаться, все было заставлено разбитыми вагонами. Мы доехали до Тамбова. Нас уже никто не ждал, крест на нас поставили, думали, что мы погибли. А мы вот взяли и остались живы.

Когда я пришла домой, моя мама меня увидела и упала в обморок. Еще бы. Я худющая, в пилотке, и на каждом пальце нарывы.

Но и через неделю после того, как мы приехали, пришли все те, кто нас тогда бросил. И начальник, и комиссар пришли в Тамбов. Но они думали, что мы там погибли, а мы вперед них приехали. По итогу, их судил ревтрибунал. Я не знаю, какая у них была мера наказания, потому что нас посадили на другой поезд и отправили на Сталинградский фронт.

Сталинград

Если в Воронеже у нас были оборудованные вагоны, классные такие, то на Сталинград нас везли уже в товарных вагонах. Да, это было ужасно. 1942 год, зима, минус 45 градусов. Раненых солдат привозили на железнодорожную линию и прям там оставляли. А они все замерзшие, окоченевшие. И мы их грузим в эти товарные вагоны, битком набиваем их, лишь бы только вывезти их оттуда, с этого пылающего Сталинграда.

Было тяжело, не рассказать как. Девчонкам ведь по 18–19 лет было. Сейчас вот смотришь фильмы про войну, там раненого несут человек 5 мужиков, а мы вдвоем таскали. Поэтому у меня детей и нет. До конца Сталинградской операции, до 3 февраля 1943 года я служила в этом санитарном поезде. Было 3 товарных вагона на одну сестру. В каждом вагоне было по санитару. В хороших вагонах, таких, как были в Воронеже, можно было из вагона в вагон перейти, в туалет сходить или принести обед. Здесь этого сделать было нельзя.

У нас-то обмундирование было хэбэшное. Мы замерзали все жутко. Бывало, лезешь, поднимется юбка, прилипнет к ногам, ты дернешь ее, а она вместе с куском кожи отрывается. У нас посередине железная печка стояла, вот мы по пути воровали уголь и топили ее. Ноги замерзнут, невозможно. К печке прислонишься, сидишь, как начнет оттаивать, аж сердце замирает. А потом они раздуваются, и как с картошки, кожа вся начинает сниматься с пальцев. Но где-то там остановится поезд, выбежишь в свой вагон, там, где мы ночевали, и приляжешь на полчасика. И вот так было, пока не закончилась битва.

Медсанбат

В феврале 1942 года наш поезд расформировали и отправили в Саратов в распределительный пункт, где формировали части. Очень много народу там было, потому что со Сталинграда многие части расформировывали. Но и вот, две нас девчонки, я и моя подружка, Валя Страхова. Нас откомандировывают в медико- санитарный батальон, в медсанбат 9 корпуса 3 танковой гвардейской армии, которая формировалась под Тулой. Медико-санитарный батальон — это не госпиталь, это где-то 2–3 километра от передовой линии фронта. Непосредственно с передовой линии фронта приносили раненых. Зимой палатка была с теплой подкладкой, окошечки такие пластмассовые. Операционная у нас прям там была. И вот там я трудилась медицинской сестрой. В 1943 году, когда наша армия прошла Курск, мы пошли на Харьков через Украину, и уже подходили к Днепру, чтобы его форсировать и освободить Киев. И, значит, к нам в медсанбат приезжает с передовой линии фронта, с пехоты врач. И говорит: «У меня всех медиков побило, может быть, есть желающие ко мне медсестрами на передовую?»

Ну, я вместе со своей тамбовской подругой подняла руку. И вот нас с ней вдвоем везут в пехотную роту, но мы не представляли, что это такое. В поезде мы-то были на колесах, в медсанбате — на колесах, и все же, где-то помыться, расчесаться, вошек поискать можно было. Привозят нас. Мы думали, что будем вместе, а нас в разные бригады распределили. Меня — в 69-ю, ее — в 70-ю.

Я никогда в бой не ходила и не знала, что это такое. И вот мы заняли оборону, я, значит, в окоп прилегла. Когда все побежали в бой с криками «За Родину, за Сталина», мне казалось, что в меня все пули попадут. И не вылезти мне было из окопа, как будто меня там прилепили, так страшно было. И вот я вылезти смогла только тогда, когда услышала дикий вой солдата. Я вылезаю, смотрю, а у него глаз в руке лежит, и из глазницы — фонтан крови. Тут уже за себя страх прошел, слышу: там кричит, там кричит, бой идет. Солдаты бегут, их ранит, надо оказать помощь. Не передать никому и никогда этого чувства страха, ужаса и желания помочь.

Где-то в начале сентября 1943 года с этим батальоном, в который я пришла, нам нужно было ночью тайно форсировать Днепр. Бои там были жуткие. Партизаны нам тогда помогли, дали плотики, лодки. А задание было такое: перейти на правую сторону Днепра, завязать бой, отвлечь немцев на себя, чтобы дать возможность левее нас переправиться другим корпусам, частям нашей армии. Когда мы только стали переправляться, нас осветили, и немцы стали нас обстреливать со страшной силой. Очень многие погибли. Но, все же, этот массовый подвиг был очень высоко оценен — 31 человек с нашего батальона получил звание Героя Советского Союза. Только вот командир наш получил прямое попадание миной, от него клочья разлетелись, ничего не осталось. После прямого попадания смотришь, а на дереве кишки висят, где-то руки с ногами валяются, а чуть дальше — голова.

Задание мы выполнили. Однако мы никак не могли пробиться к Киеву, потому что там была пересеченная местность. И нашей танковой армии было очень тяжело преодолеть ее, потому что немцы оборону держали очень сильно. Нам пришлось уже в октябре вернуться назад, пройти 250 километров вдоль Днепра и форсировать его в другом месте.

Был приказ Сталина к 7 ноября Киев освободить от фашистов. И 6 ноября Киев был освобожден, мы вошли в город. Наша третья танковая армия наступала там ночью. Танки шли с зажженными фарами, с включенными сиренами, такая была психическая атака. Это был триумф. Но нам еще пришлось идти и идти.

Мне пришлось всю Украину проползти на четвереньках, потому что оказывать помощь тяжелейшим раненым можно только на четвереньках. И потом, ты перевяжешь его, а он не может идти, его нужно на себе тянуть в какое-то укромное место — в яму, там, от бомбы или в кусты. Одного тянешь, второго, третьего… Привяжешь бинтик, чтобы потом за нами уже шел взвод носильщиков, который собирал их и относил в медсанбат. За один бой тяжелейших можно было перевязать 4–5 человек, не больше.

Помню такой случай, ко мне как-то подбегает солдат и кричит: «Сестра, скорее, там офицер ранен». Я к нему подхожу, а он накрыт шинелью. Я шинель поднимаю, а у него весь бок вырван, ребра — тоже. И я вижу, как его легкие двигаются. Его нужно перевязать. А как? На нем нужно все это разрезать, не снять. У меня были такие ножницы большие, разрезаешь ими все, потом широким бинтом перевязывать. Это силы какие надо — на нем все это завязать и тянуть его потом. А он ведь раза в два тяжелее меня.

У нас были карточки передового района. Когда я делала перевязку больному, я должна была там написать, когда и где он был перевязан и указать свою фамилию. Если же я жгут наложила, то через два часа его нужно снять, потому что начнется омертвление тканей. Если же после ранения в живот проходит 6 часов, медики операцию уже не делали, потому что перитонит может быть. Но люди же выживали! И не болели так, как сейчас.

Идешь, бывало, дождь льет, брюки ватные насквозь мокрые. Обсушиться негде, а в ночь мороз — все это колом замерзает. Если нас в деревню привезли, мы могли хоть как-то привести себя в порядок. А так ведь оборону заняли и каждый в окоп. А в окопе — по пояс воды. Нужно сходить в туалет — прямо в штаны. Все равно же все мокрое. И вот идешь, штаны мокрые, это как пилой по ногам. Нигде не поменять одежду, не помыться, и вши, миллион вшей. Да, их было миллион. Кусают. Представьте, сказали нам: «привал», а привал — это значит, где стоял, там и упал. В грязь, так в грязь. Лежишь ты и чувствуешь, как они побежали по тебе.

Помнится, уже в начале 1945 года у меня были вдрызг рваные сапоги. Не было моего размера. Принесли мне 42-го размера, а куда они мне, если у меня 38? И вот я в эти рваные сапоги постелила соломки, чтобы поровнее было. И сзади из дырок эти самые соломки и торчали. Они, кстати говоря, и спасли мне жизнь. Под Киевом есть такое местечко Пуща-Водица, там детский туберкулезный санаторий раньше был. Там, конечно, тяжкий бой выдался. Наши танки шли на немецкие, до последнего. Этот санаторий вместе с детьми немцы раздавили в пух и прах. Когда нас стали обстреливать, позади меня разорвалась мина, меня — в окоп и землей сверху забросило, остались одни ноги над землей. И вот солдаты узнали меня по моим сапогам и откопали.

Песни и пляски

Чуть позже меня вдруг откомандировывают в политотдел армии. Зачем? Я же ничего плохого не сделала. И вот я в таком виде — ватные брюки рваные вдрызг, телогрейка, две гранаты по бокам и примотанные на бинты варежки висят. Приходим.

Он смотрит на меня и говорит: «Оооой, ну и артистка». «Ну, какая я артистка?» — спрашиваю я у него. «А ты знаешь, зачем тебя откомандировали? В ансамбле будешь плясать», — сказал тогда он мне.

В общем, отправил он меня в соседнюю хату и приказал помыться, вывести вшей и привести себя в порядок. Пришла я туда, а хозяйка на меня смотрит и плачет, такой вид у меня был «приличный». Печку она истопила и положила туда одежду. Короче говоря, вместе с вошками мое обмундирование и загорелось. Благо старшина, который был вместе со мной откомандирован, дал свои трусы и гимнастерку, а шинель у меня была. Значит, я в таком виде хожу, и вдруг к нам приходит мой будущий муж. И вот при разговоре выясняется, что мы у него под танком прятались в 1943 году. Я в пехотной роте служила, а он был механик-водитель танка Т-34. Мы тогда были в деревне Голянка. На нас налетела авиация, там стояли танки. И мы со старшиной спрятались под танк. Под его танк. А он уже стал разворачиваться, чтобы уйти в лес, и чуть нас не раздавил. Так мы познакомились и полюбили друг друга.

А в мае 1945-го, когда подписали Берлинскую капитуляцию, мы с нашим ансамблем пели и танцевали у стен Рейхстага. Мы чувствовали, что все, конец войны.

Уже из Берлина нас послали в Чехословакию, потому что фашисты хотели подорвать Прагу. Чехословацкое правительство попросило у нас помощи, и наша армия освобождала Прагу. Тогда наши танки входили в город по коврам, по цветам, стояли столы, накрытые всевозможными яствами. И да, мы были на седьмом небе от счастья, что война закончилась.

После войны, в 1946 году мы приехали в Тамбов к моим родителям. А в Тамбове однокомнатная квартира была, и надо было где-то жить, устроиться на работу. И вдруг мы узнали, что в Калининградскую область стали заселять людей, ну, мы сюда и рванули.

И на войне есть место любви. С мужем мы прожили 54 года. 16 лет назад его похоронила. Время летит.

Если твоя любовь должна быть, он вернется. Вот почему…

Привет, девочки! Я только что наткнулась на эту страницу и переживаю горе. Мне становится легче, зная, что я не одна.

Это самая страшная боль! Я бы не пожелал этого своему злейшему врагу.

Случилось так: я и мой «бывший» парень недавно расстались в этом месяце, он расстался со мной. Мы были вместе 5 лет. Я была влюблена в него, я до сих пор. Мы все делали вместе, потеряли девственность друг перед другом, хотели жениться, в будущем иметь детей.

Он не имел лучшую работу, он искал тяжело на работу, пока в один день около августа этого года он нашел работу. Он работал большую часть дней по ночам, мы вроде не виделись так часто, как раньше. Я доверял ему, я знал, что он ничего не сделает. Он проработал на этой работе около 4 месяцев, пока на прошлой неделе не вел себя иначе. Я позвонил ему на работу, потому что он пропустил звонок. Я сказал: «Что случилось?», На его ответ: «Извини, я позвонил случайно». Я услышал, как девушка на заднем дворе сказала: «Что случилось?» И тут же он мне сказал: «Мне пора, перезвоню позже».Я услышал девушку на заднем плане и подумал, что пока не могу делать поспешных выводов, я знал, что доверяю ему. Но я ревновал и расстроился, что отправил ему сообщение, в котором говорилось: «Кто была эта девушка?» Он разозлился и сказал мне, что я не должен сомневаться в его лояльности к нему и что я его злю. Но я думаю, что многие девушки будут сомневаться и волноваться, я имею в виду моего парня, 5 лет которого мы начали разлучаться, я никогда не видел его так, как мы раньше видели друг друга каждый божий день. Мы были так влюблены друг в друга, что мне больно, когда я пишу это, потому что после того, как произошла ссора, он подошел ко мне и сказал: «Мне нужно время, мне нужно понять, чего я хочу». Я сказал, пожалуйста, мы можем это выяснить. вместе, я знал, что он оставит меня.Он сказал: «Мне нужно время, чтобы скучать по тебе». Я даже не мог этого понять, зачем ему время, чтобы скучать по мне, если мы не виделись так давно с тех пор, как он был на работе? Он игнорировал меня в течение нескольких дней после этого, пока однажды утром я не проснулся от сообщения, начинающегося со слов «после долгих раздумий, я решаю прекратить эти отношения …». мое сердце просто разбилось. Ощущение, которое невозможно описать. У меня был миллион разных эмоций. Я пытался подумать, почему? Я спросил его, есть ли еще кто-нибудь, он ответил утвердительно. В ту ночь я узнала, что там была еще одна девушка, и мой парень и она уже довольно долго работали.

Очевидно, поскольку он меня не видел, он влюбился в другую девушку. Мой парень лгал мне о местах, куда он собирался, и где он был, потому что он был с ней. Он покупал ей украшения, брал ее на завтрак, все, что мы делали раньше, было полностью на ней. Он говорил этой девушке, что любит ее. И она отправляла ему свои обнаженные фотографии сразу после того, как он расстался со мной. Я зашел в его аккаунт в Facebook и увидел все сообщения, потому что был так зол.Меня трясло, хотелось рвать. Я видел все, даже она говорила что-то вроде «Я так сильно тебя люблю, ты потрясающая», а он говорил «Выходи за меня». Я просто не мог в это поверить, я мог поверить, что мое счастье в руках других девушек.

В гневе я написала своему парню и сказала: «Надеюсь, вы и (ее имя) счастливы. Я всегда буду любить тебя », и он так разозлился и начал ругать меня, что я зашел на его Facebook. Я знаю, что это было неправильно, но мне нужно было это сделать. Я, наверное, не должен, он еще больше обиделся.Иногда лучше не видеть.

Он сказал мне никогда больше не связываться с ним, он сказал мне, что она лучше, чем ты когда-либо, и что мне нужно двигаться дальше. Я не могу поверить, что он говорит мне, чтобы я сразу двигался, это было так свежо. Он повесил трубку на меня, я просто плакала и плакала.

Позже той ночью я позвонил ему и извинился, он сказал, что все в порядке. Я сказал, что прошу прощения, что зашел на ваш Facebook. Он сказал, что все в порядке. Я сказал, можем ли мы оставаться друзьями? Он сказал да, но дайте ему время.Я спросил его, ты всегда будешь рядом со мной? Он сказал да, всегда. Я сказал, что люблю тебя, а он сказал, что я тоже тебя люблю, мы повесили трубку.

Я все еще был в таком эмоциональном состоянии, я не ел как следует две недели, я так сильно похудел и у меня пропал аппетит.

Все напоминает мне о нем, куда бы я ни пошел. Я люблю его. Я так по нему скучаю, он был моим лучшим другом. Каждую ночь он появляется во сне, как будто разлуки никогда не было. Мои мечты – я и он счастливы, вместе в любви.

Я знаю, что после разрыва у вас не будет контактов минимум 30 дней, мне было так тяжело, что я продолжал звонить ему и просто искать повод поговорить с ним, я так расстроился и злился, что сказал ему: «Почему ты сделал это со мной?» Он ничего не сказал. Я спросил его: «Ты бросил меня ради нее или потому что хочешь разобраться в своей жизни?» Он сказал: «Я бросил тебя, потому что был несчастен». Я просто замолчал. Я просто заплакал и сказал, что люблю его, и я хочу выйти за него замуж, я хочу иметь детей.Он сказал, что ему все равно, все кончено. Он всегда говорит мне двигаться дальше, двигаться дальше, двигаться дальше. все время. Меня убивает то, что я такой сломленный, а ему все равно, как будто я для него ничто. Он сказал мне: «Теперь у меня есть кто-то другой» и повесил трубку.

По сей день я не разговаривал с ним, я очень по нему скучаю. Я знаю, что вы все думаете, какое вам дело? Он не любил тебя. Но почему-то мне кажется, что он знает, я не знаю. Кажется, он счастлив с этой новой девушкой, мне больно еще больше. Я так люблю его.Я просто не могу поверить, что все кончено.

Не знаю, но что-то мне подсказывает, может, они не продержатся вместе, может, он не осознавал, конечно, когда вы никогда не увидите друг друга, вы можете найти кого-то другого, но ему не нужно было так со мной обращаться. Он просто ушел от меня таким счастливым, и мне так трудно двигаться дальше. Я не могу прожить свою жизнь, думая, что он вернется или их отношения не продлятся долго, но я верю, что если так и должно было быть, то так и будет.

Я просто хочу знать, думает ли он еще обо мне.

Время лечит все, я знаю, я не могу рассчитывать на него свое счастье. Но я просто не хочу больше с ним не связываться и не видеться. Он был удивительным человеком. Он займет особое место в моем сердце.

Я так расстроен и сломлен. Он кажется таким счастливым без меня.

Восстановление после разрыва: проверенные способы исцеления (от науки)

Даже если ваше сердце пытается собрать свое разбитое «я», чтобы сказать вам, что это к лучшему, а ваша голова – туманная и печальная – говорит вам, что боль пройдет, агония разрыва может быть безжалостной.Когда вы восстанавливаетесь после разрыва, важно не торопиться – самое время перезагрузиться, перезарядиться и извлечь мудрость из этого опыта – но что, если бы ваше исцеление могло быть сильным и полным . .. и быстрее? Возможно, наука только что нашла путь.

Новое исследование показало, что люди с разбитым сердцем, которые больше размышляли о своих отношениях в течение девяти недель, в целом быстрее восстанавливались после разрыва.

Важной частью исцеления является процесс, называемый «реорганизацией самооценки», который включает восстановление и укрепление чувства того, кто вы есть, независимо от отношений.

[bctt tweet = ”Что, если бы ваше исцеление от разрыва могло быть сильнее и быстрее? Возможно, наука нашла секрет… http://wp.me/p5hkQx-lk ”]

Отношения оказывают глубокое влияние на наши представления о себе, осознаем мы это или нет. Во время отношений вполне нормально «переплетаться» с партнером. Меняются цели и направления, а также желания и потребности сейчас и в будущем.

Это происходит не потому, что вы теряете себя, хотя это, безусловно, может случиться, а потому, что близость включает в себя открытие другому человеку – открытие его любви, желаниям, потребностям, чувствам, мнениям, любви, целям, мечтам. Когда это происходит, вы не можете не поддаваться влиянию и в конечном итоге двигаться в том же направлении. Иногда это связано с регулировкой ваших собственных парусов. Это здоровая часть полноценного общения с кем-то и часть непредсказуемой магии отношений.

Распад означает отмену этого слияния, через которое тяжело пережить. Каким бы сильным и независимым ни был человек, разрыв отношений может также означать разрыв самооценки. Одна из самых болезненных частей разрыва – это то, что он меняет все, как только вы узнали.Привычное ушло, планы меняются, и в будущем внезапно появляется слишком много пустых мест, где раньше было счастье.

[irp posts = ”1144 ″ name =« Дорогой человек с разбитым сердцем… Когда вы находитесь в самой гуще разрыва ».]

Часть исцеления – это восстановление того, кто вы есть без партнера. Все, что может восстановить и укрепить самооценку, ускорит заживление.

Итак, чтобы вернуть вас к силе, основанной на науке…

  1. Обсуждение. Продолжай. Действуй.

    Есть несколько способов, которыми разговор о разрыве может способствовать исцелению. Во-первых, разговор об отношениях поможет по-новому взглянуть на вещи. Это не называется «разрывом отношений», потому что это хорошо работает. Влюбленность или близость могут размывать, скрывать и наряжать вещи, иногда за счет ясности. Когда вы говорите об отношениях с более далекой точки зрения, возникнет уровень понимания, который бросится к вашим ногам.

  2. Найдите свою историю.

    Разговор помогает построить историю отношений, которая придает смысл переживанию, включая переживание отношений, разрыва и, что, возможно, наиболее важно для исцеления, выздоровления. Разрешите объяснить…

    Если вы расскажете историю своего разрыва как историю отказа и потерянного счастья с тех пор, выздоровление будет медленным, вроде медленного «хождения по зыбучим пескам». Очень легко застрять в этом повествовании, когда мысли застревают в голове и хотят быть с вами в 2 часа ночи. С другой стороны, общение с людьми из вашего племени поможет вам найти способ понять свою историю с позиции силы. Это может включать в себя извлечение уроков, изучение и переосмысление опыта, скажем, как конец, а не отказ.

  3. Эмоциональное освобождение – ведение дневника.

    Эмоциональная разрядка – важная часть исцеления. Ведение дневника – один из способов сделать это, поскольку оно позволяет вам уловить и дать определение мыслям и чувствам, которые кружатся внутри.Чтобы добиться эффекта, не обязательно вести дневник каждый день. Даже несколько раз в неделю поможет заживлению.

  4. Пишите – как будто разговариваете с незнакомцем.

    Постоянно писать о процессе разрыва, как если бы говорить об этом с незнакомцем, – это еще один путь к исцелению. Это не только эмоциональное высвобождение, но и поощрение свежих взглядов и новых идей.

    [irp posts = ”150 ″ name =” Ваше тело во время разрыва: наука о разбитом сердце ”]

  5. Восстановите себя – чем пренебрегли?

    Восстановление сильной самооценки – установление того, кем вы являетесь вне отношений – имеет решающее значение и будет чрезвычайно способствовать выздоровлению. Подумайте о тех частях себя, которые могли быть отодвинуты в сторону во время отношений. Когда вы их найдете, найдите способы их построить и взрастить.

  6. И разверните их.

    Найдите новые способы расширить свое представление о себе. Когда вы почувствуете себя готовым (или, может быть, немного раньше), возьмите на себя новые интересы, поставьте новые цели или восстановите свое направление. Учитывая, что ваша потребность в общении была испорчена, все, что даст вам возможность общаться с другими людьми, которые также будут видеть в вас вашего собственного, уникального человека, действительно поможет процессу исцеления.

Расставание – это конец, а не отказ. Поначалу может показаться, что это не так, но это важно помнить. Когда ваше сердце разбито, может потребоваться время, чтобы найти путь к исцелению, но вы добьетесь этого. Исцеление от разбитого сердца – это такой же физический процесс, как и эмоциональный. Это очень похоже на выздоровление от зависимости, поэтому это так тяжело и чертовски болезненно.

Прежде всего, помните, что до отношений в вас было что-то красивое, сильное, яркое и необычное.Ничего не изменилось.

Почему быть отвергнутым в отношениях на самом деле хорошо

В пятый раз я попытался успокоить себя и убедить его, что наши отношения того стоят, я плакал, надеялся и в конце концов чувствовал себя несчастным. Видеть его после разрыва тоже не помогло. Я был потерян, ранен и сбит с толку.

Через несколько недель после того, как его выбросили, человек, которого выбросили, скорее всего, почувствует, что весь его мир рушится на него.В какой-то момент жизни каждого бросают; Иногда это больше похоже на дружеский раскол, но один человек пытается еще немного сохранить отношения, а иногда это говорит о том, что «я бросаю тебя». Быть брошенным – одно из лучших событий, которые могут случиться с человеком; он позволяет вам расти и осознавать свои ошибки, говорит вам, что вы действительно ищете в потенциальном партнере, а также помогает вам сосредоточиться на своих целях.

Я был так слепо влюблен, что не осознавал, что стал чувствительным ко всем мелочам в моей жизни, даже если это не было большой проблемой, или что мой бывший парень, которого я пытался вернуть вместе с выявленными качествами, которые больше не были желательны в том, с кем я действительно хотел быть.И с ним я не только потерял из виду, кем я был, но и каковы были мои цели в моей академической и будущей карьере.

Не помогает то, что нас учат чувствовать, что конец отношений – одна из самых больших неудач в нашей жизни. Просто включите телевизор, и вы обязательно увидите ромкомы, в которых главная героиня подбородок глубоко погружена в галлон коренастого мяса, потому что ее только что бросили и она уже боится своего будущего как старуха, живущая в кошачьем доме. Или вы увидите телешоу, в котором романтические отношения изображаются как конец всего, что лечит депрессию персонажа или проблемы семьи / школы / жизни.Но так быть не должно.

Согласно книге Грега Брендта и Амиры Руотола-Брендт «Это называется разрывом из-за разрыва», люди, которых бросили, должны ценить время, которое они проводят в одиночестве. Потому что это может быть последний раз, когда вы одиноки и у вас есть время, чтобы заниматься любимым делом в одиночестве, прежде чем вы встретите человека, который может сделать вас счастливыми.

Ошибка в отношениях может очень сильно ранить, но мы не должны погрязнуть в своих печалях. Действительно, лучше преодолеть отношения, пока они не умерли и не перевернулись в могиле.Не теряйте достоинство и не умоляйте человека, который бросил вас обратно; в конце концов, это того не стоит, и если они бросят классного «супер-лиса» (термин, придуманный от «Это называется разрывом, потому что он сломан»), как вы, то они не стоят вашего времени.

Большинство людей в какой-то момент своей жизни были брошены парнем или девушкой, независимо от их сексуальной ориентации. После того, как вас бросили, важно начать свою жизнь так, как вы хотите. Даже если эмоционально вы не хотите этого делать, если вы можете мысленно сказать себе, что нужно отпустить и двигаться в другом направлении в жизни, ваше сердце вскоре будет следовать за усилиями вашего ума. Вы не сможете начать следующую главу своей жизни, если будете перечитывать последнюю.

Мой разрыв научил меня быть сильным и отпускать мелочи. Конечно, у моего бывшего были проблемы, но и у меня были проблемы, над которыми мне приходилось работать. Я больше общалась, нашла новое хобби и больше времени проводила с семьей и друзьями. Я продолжал творить ту жизнь, которую оставил ради отношений, которые ни к чему не привели. Я оставил свои печали в мусорном ведре на неизвестной улице, которую я никогда больше не посетил бы.Я был на пути к тому, чтобы стать лучше, улучшил себя.

Ghosting сейчас в норме. Это полное безумие.

Я знал, что ореолы – обычное дело. Это случилось со мной после второго или третьего свидания, и это меня задело. Но никогда так: в течение трех дней я не слышал от парня, с которым встречался больше месяца, который боролся с той же ошибкой. Мысленная игра в угадывание была почти такой же изнурительной, как и болезнь, которую я только что перенес: не обострилась ли его болезнь, в результате чего он оказался в больнице? Произошла ли еще какая-то ужасная вещь? Или он посылал мне сообщение, тихо и очень медленно, что мы закончили? Если это так, почему я беспокоюсь о нем?

В ту ночь я плакал так сильно, что мои соседи могли слышать. Я не просто расстроился из-за того, что многообещающие отношения могут закончиться. Я был расстроен из-за всех нас, кто встречается, потому что разрыв молчания в какой-то мере приемлем. Это может быть простительно после свидания или двух, возможно, это будет разумный шаг, если ваша безопасность находится под угрозой. Но исчезнуть, когда все, чего вы боитесь, – это трудный разговор? Теперь это нормально.

Легко увидеть, как мы к этому пришли: наша культура занятости и ненадежности, созданная и поддерживаемая технологиями, позволяет нам избегать сложных ситуаций каждый день, и не только в нашей личной жизни.Электронная почта и текстовые сообщения не проходят проверку, иногда случайно, иногда потому, что мы не знаем, что сказать, или боимся сказать правду. Когда стало легко отменять планы или отодвигать их на 10 минут с помощью быстрого сообщения, стало так же легко исчезнуть из чьей-то жизни. Чего мы на самом деле так боимся?

Мы с моим призраком начинали в Интернете не как чужие. Мы сидели рядом друг с другом на шаббатном ужине для вашингтонцев в возрасте от 30 лет, и мы быстро сблизились, потому что выросли в Калифорнии.На следующей неделе мы встретились, чтобы выпить. На нашем втором свидании, после ужина, он подвез меня в Lyft и обнял. Позже мы переписывались, и я сказал ему, что в следующий раз он может даже поцеловать меня на ночь. В конце концов, он вернулся ко мне той ночью, и мы впервые поцеловались. Я сказал ему, что это одна из самых романтичных вещей, которые кто-либо делал для меня за долгое время.

«Я не всегда поступаю правильно, – сказал он, – но обычно стараюсь это исправить».

«Это все, что имеет значение, – сказал я ему.

Я встречаюсь – и пишу о свиданиях – почти два десятилетия. За это время поиск партнера в Интернете превратился из странного в немного неловкое и в совершенно нормальное. Фактически, сейчас больше пар встречается через Интернет, чем через друзей или семью. Намного легче найти первое свидание.

Имея все эти возможности, мы меньше заботимся о том, как обращаться с отдельными людьми. Еще в 2011 году я писал о том, насколько романтично было бы, если бы мы действительно позвонили друг другу, чтобы назначить первое свидание.(Так ретро!) В 2012 году я был обеспокоен тем, насколько обычным стало расставание по тексту или электронной почте, когда я написал руководство по искусству цифрового отказа.

«Большинство людей считают, что это неправильно делать это для любых отношений, которые были чем-то большим, чем просто свидание», – говорит Андреа Бониор, клинический психолог из Вашингтона. Тем не менее, «чем чаще это происходит, тем больше людей оправдывают это. … Вокруг него установилось чувство нормальности, которого не было 10 лет назад ».

Рози Уолш пришла в голову идея романа «Призрак» после того, как любовный интерес 40-летнего друга угас.Книга была продана тиражом более 1 миллиона экземпляров, что отчасти объясняется повсеместным распространением привидений.

Лори Готтлиб, психотерапевт из Лос-Анджелеса и автор книги «Может быть, тебе стоит поговорить с кем-то», говорит, что призраки обычно не гордятся своим поведением – они просто не умеют вести тяжелый разговор. «Они для этого как девственницы», – говорит Готлиб. Когда она побуждает пациента поговорить о разрыве по телефону, они часто говорят, что это «потрясающе», – добавляет Готлиб. «Это неловко и не весело, но люди действительно ценят жест: вы не торопились и заботились.

В передаче «Призраки» на MTV Трэвис Миллс и Рэйчел Линдси выслеживают пропавших лучших друзей, кузенов и бывших с решимостью детективов по расследованию убийств, пытающихся раскрыть холодное дело. Линдси называет привидение «эпидемией» и рассматривает свое шоу как попытку показать, что это нехорошо. Теперь уже замужняя звезда «Девичника» сказала, что один из ее собственных призраков сдерживал ее в течение многих лет. «Я встречалась, но все время задавалась вопросом: почему я?» – говорит она в телефонном интервью. «Много раз в этих рассказах о привидениях мы обнаруживаем, что тот, кого привидели, винит себя, и это был я.

На премьере первого сезона сериала Миллс и Линдси выслеживают лучшую подругу детства женщины, которая привидела ее – она ​​предполагает, что пропустила вечеринку, посвященную годовщине его появления на свет. В слезливом противостоянии он признается, что спал с ее бывшим парнем и ему было так стыдно, что он прекратил все контакты. Он извиняется, и они помирились, но у них было почти два десятилетия дружбы, на которую они могли рассчитывать.

В приложении для знакомств Hinge есть подкаст «Истории о привидениях» с аналогичной предпосылкой.Соведущий Майкл Йо говорит, что главная проблема в том, что свидания редко спрашивают друг друга, что они ищут. Поэтому, когда становится ясно, что один человек хочет чего-то более серьезного, другой начинает отказываться. Одна пара из подкаста даже прожила вместе несколько месяцев, и однажды женщина просто съехала, когда парня не было рядом.

«Вы действительно должны сразу узнать: каковы ваши намерения встретиться?» Йо говорит. «Вы хотите выйти замуж? Вы ищете подходящую? Или вы хотите весело провести время? »

Сказать кому-то, что вы его любите, – это большая веха для многих отношений, в том числе для пар ситкомов.Но это не значит, что временами не бывает неловкости. (Элли Карен / The Washington Post)

Я думала, что мой призрак, и я был на одной странице по этому поводу. Вначале он спросил, не ищу ли я серьезных отношений, брака, детей. Я сказал ему.

Однако был один красный флаг, который я упустил: он иногда спрашивал, хочу ли я увидеть его снова, когда я думал, что уже ясно дал это понять.

Йо говорит, что он часто обнаруживает, что призрак не чувствует безопасности в отношениях.«Они не знали, что делать с чем-то хорошим, и часто не думали, что они достаточно хороши для этого».

Примерно через семь свиданий, когда мы с моим призраком заболели, мы оба писали добрые пожелания и шквал смайликов в форме поцелуев. В нашем последнем обмене мнениями я предложил заехать на следующий день. «Подойдет», – написал он.

На следующий день я спросил, как он себя чувствует, и подтвердил, что у меня грипп. Он не ответил. Я подумал, что он отсыпается. На второй день я снова написала смс, обеспокоенная: как дела? Это был человек, который постоянно планировал свидания, который открыто говорил мне, что он «очень интересуется» мной, что он скучает по мне.Мы выдержали мини-бой со зрелостью и открытостью. Тяжелая болезнь имела больше смысла, чем радикальное молчание.

Самое сложное в том, чтобы быть призраком, – это определить, что да, именно это и происходит. Тем более, что есть серые зоны. Засчитывается ли прекращение разговора в приложении для знакомств? Что, если ни один человек не отправит сообщение после свидания? Или кто-то говорит, что приедет после отпуска, и никогда не делает?

Когда кто-то расстается с вами, используя старые добрые слова, по крайней мере, вы можете назвать время смерти отношений: 9:03 a. м. в наших почтовых ящиках; 12:32 вечера через текстовое сообщение, отправленное в обеденный перерыв 19:37 в середине ужина в моем любимом ресторане, а затем 30 минут дополнительных вопросов на диване.

Бониор, психолог из округа Колумбия, отмечает, что привидение ложится эмоциональной нагрузкой разрыва на человека, которого бросают, тогда как он должен лежать на том, кто хочет расстаться. Когда вы расстаетесь с кем-то напрямую, она говорит: «Они могут сосредоточиться на эмоциональной работе, связанной с продвижением вперед».

Когда клиенты Бониора становятся призрачными, она рекомендует им придумать план, например, обратиться один или два раза и придерживаться его.Один текст может быть таким: «Эй, я действительно думал, что дела идут хорошо. Я немного сбит с толку, я не слышал от вас, но желаю вам всего наилучшего ». Это говорит о том, что это было нехорошо, но если вы не услышите ответ – не продолжайте обращаться, – говорит она.

Но я не сдался после двух неотправленных текстов. На пятый день тишины я позвонил и оставил автоответчик. На шестой день я отправила ему последнее сообщение, в котором говорилось, что все в порядке, если он хочет прекратить встречаться, но, пожалуйста, дайте мне знать, что он жив.

Потом я перестал связываться.(Ну, ладно, я позвонил в одну больницу.) Я даже подумал, позвонить его родителям. (Не волнуйтесь, я не знал.)

Через пару недель после его последнего сообщения у меня были доказательства того, что он пережил грипп: он смотрел мои истории в Instagram.

Одна из пациенток Готлиба попробовала решение: она сказала новому человеку, с которым встречалась, что только что сошла с места исчезновения. «Если по какой-либо причине это не сработает, – сказала она своему новому партнеру, – мне нужно, чтобы ты сказал мне, потому что я не хочу снова проходить через это.Оказывается, его сильно задело собственное привидение. Этот разговор заранее «помог ей почувствовать себя в большей безопасности», – говорит Готлиб.

Согласившись, что они не станут призраками друг друга, «установили рамки, согласно которым можно было бы говорить о сложных вещах в более общем плане и не избегать их», – отмечает Готлиб. «Это сделало их уязвимыми, потому что даже если они расстанутся, они знали, что с этим будут обращаться осторожно и уважительно».

wpRequest for Reader Submission

Вас засадили? Расскажите нам, что случилось и как вы с этим справились.

Расскажите посту

10 главных признаков того, что ваш бывший партнер притворяется над вами

Вы объявили о завершении работы несколько недель назад и думали, что эти ниточки оборваны навсегда.

Тем не менее, вы получаете несколько серьезных признаков того, что ваш бывший притворяется над вами, но нигде не приближается. Фасад определенно есть, но он истощается. Мог ли раскол быть менее дружественным, чем вы думали?

Сегодня мы здесь, чтобы положить конец допросам, предположениям и беспокойным ночам.Читайте дальше, чтобы узнать 10 основных признаков того, что ваш бывший играет роль и продолжает подпитывать то пламя, которое, как вы думали, давно погасло.

1. Они играют в игру зависти

Если есть что-то, в чем социальные сети безумно хороши, так это то, что они предоставляют платформу для ожесточенных бывших, чтобы продемонстрировать свои последние увлечения в пассивно-агрессивной манере, чтобы их бывшие позеленели от ревности.

Сразу после того, как вы расстались, вы увидели своего бывшего в Instagram с множеством привлекательных товарищей.Или они публиковали расплывчатые тексты песен о любви и использовали хэштег, например #acleanslate, чтобы просто возиться с вашей головой. Если у вас возникает ощущение, что все это для галочки, вероятно, так оно и есть.

2. Их игра зрительного контакта сильна

Иногда вам нужно общаться или находиться рядом с бывшим на регулярной основе, даже когда это неловко. Это особенно актуально, если вы ходите в одну школу, имеете детей вместе или работаете в качестве деловых партнеров. Вы замечали, что ваш бывший смотрит на вас в последнее время?

Это не совпадение. Наука показывает, что мы пристально смотрим на других людей, чтобы прочитать их язык тела, чтобы соответствующим образом отреагировать. Возможно, ваш бывший воздерживается от надежды, что вы ответите ему взглядом и подадите сигнал о примирении.

3. Они сверхвнимательны

Вы сталкиваетесь со своим бывшим в продуктовом магазине, и он не может перестать спрашивать о вас. Есть все признаки того, что ваш бывший несчастный, но нет никаких упоминаний о том, как у него дела. Вместо этого они создают очарование и действуют излишне заинтересованными в вашем благополучии.

Не путайте и не принимайте это за искреннюю озабоченность. Напротив, это, скорее всего, возможность исследовать ситуацию и посмотреть, не разваливаетесь ли вы или чувствуете то же самое, что и они.

4. Они действуют сверх радости

Чтобы поделиться мемом о поиске мира и счастья, нужно всего несколько секунд. Вы замечали, что вы публикуете тонну поэтических или глубоких цитат или иллюстраций о том, как продолжить свою жизнь или насколько счастливыми они были в последнее время?

Помните, как легко спрятаться за клавиатурой. На каждый сонет или стихотворение о просвещении Шекспира, которые они публикуют, можно поспорить, есть десятки гневных постов, которые они писали снова и снова, прежде чем сразу же удалить.

5. Они злятся на тебя

Хотя есть бывшие, которые горюют, маскируясь под беспечных, есть и те, кто придерживается противоположного подхода. Вы замечали признаки того, что он делает вид, что вы совсем не нравитесь? Если вы задаетесь вопросом: «Неужели я намеренно притворяюсь, что мне все равно?», Есть большая вероятность, что ответ будет твердым «да».

Если вы работаете вместе, это может означать, что на рабочем месте вам будут холодно. Или же их уголок в Интернете может внезапно заполниться злобной лексикой и гневной лирикой. Они могут даже ругать вас общих друзей.

Это типичное третьеклассное поведение: «тяни за волосы, потому что ты им нравишься». Хотя такие действия легко предпринять лично, рассмотрите реальный смысл злого умысла.

6. Они оставили свои вещи

Все еще держитесь за джинсы, которые ваш бывший оставил у вас дома несколько месяцев назад? Отказ от таких незначительных вещей может больше указывать на лень. Однако это приобретает другое значение, когда предметы имеют сентиментальную ценность.

Если они все еще не забрали свою гитару, украшения или ценную электронику, это один из многих признаков того, что ваш бывший не любит вас. Они ждут, когда вы позвоните и попросите их прийти за этими вещами. Затем они надеются, что этот разговор откроет дверь к большему, и вы снова сможете проводить время вместе.

7. Они не дадут тебе забрать свои вещи

Противоположная ситуация может возникнуть, когда бывший отказывается позволить вам забрать все, что вы оставили на их месте.Или они делают это невероятно трудным. Вы продолжаете писать текстовые сообщения и даже можете увидеть уведомление о прочтении, но ответа нет.

Вам нужно вернуть ту книгу, которую вы одолжили, или ваш любимый свитер, но вы не можете связаться с ними, чтобы сделать это. Это еще один признак того, что ваш бывший все еще держится за любую часть ваших отношений, которую может спасти.

8. Тебя стерли … Почти

Бывшие нередко проходят цифровой детокс после разрыва и полностью очищают свой профиль от любых признаков отношений.Это дает им возможность двигаться дальше и знакомиться с кем-то новым.

В таком случае не удивляйтесь, если ваш бывший парень или девушка последует его примеру. Однако это вызывает восхищение, если они не доводят до конца этот очищающий процесс. Ваш бывший оставил одно изображение вас двоих на своей странице в Facebook? Это может быть признаком того, что они не готовы полностью закрыть дверь в ваше отделение вместе.

9. Они превращают своих друзей в шпионов

Поздно вечером вы внезапно получаете DM от одного из друзей вашего бывшего, с которым никогда не разговаривали.Они достаточно дружелюбны, но задают массу вопросов о том, чем вы занимаетесь и чем занимаетесь.

Возможно, этот человек просто делает ход и преследует вас сейчас, когда вы одиноки. Однако, скорее всего, они играют в шпиона от имени своего друга. Ответьте кратко и не выдавайте слишком много, иначе вы можете послать горячие и холодные сигналы, о которых не собирались.

10. Они не меняют свое расписание

В большинстве случаев дружелюбные бывшие немного изменяют свой распорядок, чтобы избежать неловких столкновений, с которыми они могут столкнуться.Однако один из признаков того, что ваш бывший хочет, чтобы вы вернулись, – это как часы придерживаться расписания, которое вы можете распознать.

Если вы вместе достаточно долго, то знаете, когда ваш партнер ходит на работу, посещает спортзал или даже ест в определенных ресторанах. Если они делают ставку на то, чтобы посещать свои любимые места, даже если это означает риск неудобной конфронтации, они на самом деле ожидают и надеются столкнуться с вами.

Распознайте эти признаки, что ваш бывший партнер пытается быть над вами

Расставание с кем-то – это достаточно сложно и тяжело.Не нужно отвлекаться на смешанные сигналы и сбивающие с толку знаки, что ваш партнер притворяется над вами.

Эти 10 приведенных выше примеров демонстрируют, как легко бывший может скатиться к вредному поведению. Если вы оба хотите еще раз попробовать отношения, это одно. Однако, если их приставание или настойчивость причиняют вам еще больше боли, пора сделать полный перерыв.

Чтобы получить совет и поддержку в преодолении своего горя и начале этого нового путешествия, свяжитесь с тренером по взаимоотношениям Грегом Берендтом.Я помогу вам обрести внутреннюю силу духа, необходимую, чтобы преодолеть это препятствие и принять свое будущее, шаг за шагом.

Комментарии

комментария

Но ПОЧЕМУ они вернулись к своей токсичной бывшей, когда они могли получить меня?

Иногда мы тратим слишком много времени на размышления, почему тот, кому мы отдали столько себя, вернулся к тому, кто плохо с ним обращался и давал так мало в сравнении, и мы забываем сочувствовать, несмотря на то, что если бы мы это сделали, это действительно дало бы правдивые ответы о том, почему они ушли. Мы помним их обиду, мы помним истории, мы вспоминаем все, что мы сделали, чтобы показать им другой путь, и на самом деле, если дело доходит до прямого выбора, с какой стороны намазывать маслом их хлеб, им ни в коем случае нельзя. оставьте нас для боли, поэтому, конечно, когда кажется, что они оставили нас, чтобы страдать, мы задаемся вопросом, что, черт возьми, с нами было не так.

Дело в том, что когда мы вникаем в сравнение в целом, это в любом случае снижает уверенность, когда мы считаем себя неадекватными нашему собственному воображению, предположениям и обобщениям, и, возможно, то, во что мы верим, является информацией, которую мы знаем.Когда мы сравниваем себя с токсичным бывшим нашего бывшего, когда мы были Великой девушкой / парнем, мы так заняты просмотром вещей через What’s Wrong With Me? / После всего, что я сделал, Фильтры , что мы на самом деле не можем видеть этого человека и реальность.

Подумайте о жестоких отношениях и о том, сколько людей уезжают, и все же, зная, что этот человек и отношения токсичны, они возвращаются или отступают, когда слышат от этого человека. Они даже пойдут против своего собственного запретительного судебного приказа.Они все еще надеются, что на этот раз все будет по-другому и что они смогут изменить человека. Они могут ухватиться за такой случай, как день рождения, День святого Валентина или Рождество, убеждая себя, что их «волшебство» расставит все по своим местам, но в итоге разочароваться.

Обидчик может казаться всемогущим, потому что во время их участия, когда они были «в сети», это было потрясающе, а когда они были «выключены», это было похоже на ад. Эта динамика, вероятно, активировала побуждение заполнить пустоту и исправить ошибки прошлого опыта, который может простираться до детства.Может показаться, что обидчик является для них источником ценности и спасения, даже если на самом деле он больше похож на то, что он их мучитель. Они могут устать игнорировать звонки и чувствовать себя виноватыми, когда слышат мольбы своего обидчика выслушать их и то, как плохо они себя чувствуют. Виноваты могут поменять местами, и они убеждают себя, что спровоцировали это. И вот эти люди возвращаются.

Это может быть надежда, возможно, это просто нехватка сил для борьбы и отсутствие других вариантов. У них может быть то, что они считают незавершенным, в форме стремления к закрытию или попытки заставить этого человека увидеть их точку зрения и получить их одобрение.Это может просто казаться более знакомым и комфортным, потому что, если не считать токсичного участия, это все равно, что выучить новый язык и привычки в чужой стране, и это может показаться слишком неудобным. Они могут верить, что это все, чего они заслуживают, и что они действительно ничто без этого человека или что они не могут оправдать наши ожидания. Они все еще могут слышать резкую критику на повторении. Возможно, они надеялись, что общение с новым партнером приведет их в чувство.

Они возвращаются, и довольно скоро цикл злоупотреблений начинается снова.

Конечно, ужасно, что они вернулись из-за потенциального вреда, но когда мы чувствуем себя раненными из-за их возвращения и персонализируем его, мы забываем сочувствовать и признать травму, которую этот человек мог пережить, потому что мы фокусируясь на , нашей перспективе и позиции . В этом нет ничего плохого – это чертовски больно, и, признавая наши собственные чувства и мнения, а также наши истинные потребности, ожидания и желания, у нас есть возможность быть честными и признать, что наша собственная миссия, возможно, не была выполнена. настолько аутентичны, насколько нам хотелось бы верить, или что на каком-то уровне мы знали, что являемся защитной сеткой и буфером.И если они находятся в зоне, где на них в значительной степени влияет их бывший, они недоступны. Мы знали, что они не все были вовлечены и что часть из них все еще была очень связана с этим токсичным бывшим, но мы надеялись, что с достаточным количеством TLC бывший будет забыт, и мы “ вмешаемся ” и, возможно, даже будем жить долго и счастливо.

У нас, , есть , честно говоря, почему нам больно, потому что на самом деле дело не только в том, чтобы этот человек вернулся к своему бывшему; это в первую очередь о том, что на самом деле побудило нас любить их, что вполне могло быть связано с нездоровыми паттернами. Это еще и нездоровые сравнения.

Если мы их любим, мы должны сочувствовать, иначе все, что мы делаем, это думаем о себе, но называем это «мы». Часто, когда мы смотрим на собственные причины, по которым мы возвращаемся к нашим изворотливым отношениям, эти причины не выдерживаются в логическом холодном свете дня, но мы все равно сделали этот выбор , потому что это было то, через что нам пришлось пройти и мы часто действовали так, как мы, , чувствовали себя , даже если это приводило нас к боли, а не от нее.Мы могли бы извлечь уроки из этих идей в рамках более здоровых отношений, но, возможно, нам пришлось резать собственные зубы на некоторых из наших болезненных уроков. Несмотря на это, нам может быть трудно по-настоящему сочувствовать, если мы не понимаем, почему они возвращаются, когда нам удалось держаться подальше от нашего собственного токсичного бывшего. Мы можем попытаться «заменить» их бывших, но мы пересекаем их и свои собственные границы – мы не кабинетные психологи, медсестры реабилитационных центров или даже замещающие родители.

Это больно не только потому, что мы не хотим видеть их больными, но и потому, что мы пережили собственную потерю, но мы потеряем гораздо больше, если не обуздаем ее и не поймем, что на самом деле происходит.Конечно, мы могли бы принять, что их возвращение к токсичным отношениям должно означать ужасные вещи о нас (это не так), и что мы недостаточно хороши или хороши, но мы могли бы так же легко решить признать ситуацию такой, какая она есть. Мы видим, что человек, которого мы пытались полюбить, может не очень себя любить и находится под влиянием токсичных отношений. Это информация о них и их положении, а не о вас .

Ваши мысли?

Добавить в избранное

Blog Therapy, Therapy, Therapy Blog, Blogging Therapy, Therapy..

Что значит «влюбиться»?

Состоит из двух компонентов:

  • Часть первая: Как другой человек заставляет вас думать о себе.
  • Часть вторая: Как вы относитесь к другому человеку.

Эти две части неразрывно связаны между собой, и, фактически, вторая часть следует за из первой части. Вот почему:

Любовь типа «влюбленность», а не семейная любовь, которую вы испытываете, скажем, к своим родителям или детям, – это получение.Другой вид любви – нежные чувства к детям или сострадательная любовь, которую вы испытываете, когда вы прожили 50 лет в браке, – это любовь.

Так что же вы получаете, когда влюбляетесь?

Вы получаете ясное, яркое и блестящее сообщение о признании себя как личности. Многие люди могут попытаться передать вам это сообщение, но это не работает с другими людьми. Один человек, с которым это работает, доказывает вам в ходе совместной жизни, что он или она действительно получает то, кем вы являетесь.Только тот, кто погрузился в ваши глубины и нашел вас удивительным, особенным и замечательным, может предложить такой уровень подтверждения.

Могут быть люди, с которыми вы встречались, которые чувствуют, что любят вас, но, по вашему мнению, они вас не знают. Следовательно, они не могут подтвердить вас. Знание другого человека, искреннее знание – краеугольный камень близости. Итак, вы позволили одному человеку войти в свой внутренний мир, будучи вместе, и каждый шаг на этом пути, по вашему мнению, был понят.Этот человек, в свою очередь, продолжает быть заинтригован процессом познания вас и хочет большего.

Что может быть лучше этого?

Это часть первая (как ваш партнер заставляет вас чувствовать). Вы чувствуете себя воодушевленным, потому что после того, как осторожно ослабили свою бдительность перед кем-то, этот человек оценил то, что вы ему сделали потрясающий дар. Вторая часть (как вы относитесь к партнеру) вытекает из этого. Когда вы позволили ему или ей войти в себя, ваш партнер сделал то же самое.А что вы нашли в сердце и душе своего партнера? Себя, очень похожая на вашу!

Хотя противоположности действительно притягиваются, фундаментальное, глубокое притяжение возникает из-за отражения самого себя. Этот человек не только подтверждает вас, но и само его существо (потому что оно так похоже на ваше) еще больше подтверждает вас. Это вторая часть (как вы относитесь к партнеру).

(Между прочим, если вы этого не видите, значит, чтобы найти его, вам нужно окунуться в глубину. Это не на поверхности.Поверхность включает в себя множество различий, но в глубине души вы найдете сходство.)

Так что же такое «разлюбить»? Ответ: предательство. Вы открыли свою душу; вы были уязвимы, и что вы за это получили? Тебя ранили и тебя предали. Предательство не должно быть таким грубым, как обман, хотя это может быть так. Но даже игнорировать супруга, когда он говорит, – это предательство. Когда это продолжается, общие черты не так очевидны. Ваш супруг тоже может пострадать.

Теперь предположим, что вы двое хотите сохранить брак. Может, вы давно женаты. Возможно, у вас были дети вместе. Как вообще ты можешь снова открыться тому, кто тебя обидел? Как ты можешь снова полюбить такого человека? Вы разорваны, потому что было бы хорошо сохранить отношения, но чувств просто нет. Что ты можешь сделать?

Мой ответ: чувства могут вернуться, но процесс идет в обратном направлении по сравнению с тем, как это было в первый раз.

В первый раз вы просто открылись, и вот оно. На этот раз ты не сможешь этого сделать. Даже если вы действительно этого хотите, ваши инстинкты выживания не позволят этому случиться, и вы должны уважать их.

Вот несколько шагов, которые вы оба можете предпринять :

1. Ваш партнер должен доказать вам всеми мыслимыми способами, что он или она изменились. Он / она должны приобрести навык терпения. То есть ваш партнер так хочет избавиться от всего плохого в отношениях – что понятно – что он / она может заставить вас почувствовать, что он / она больше озабочен тем, что он / она получает от них, чем тем, что вы предлагаются.Если ваш партнер действительно преодолел свое обидное поведение, то это должно сопровождаться терпением к вашему исцелению – и самоотдачей. На этот раз это должно быть о тебе, а не о нем / ней.

2. Вы тоже должны быть терпеливыми – с супругой и с собой. Его / ее пробуждение к тому факту, что вы были глубоко ранены в отношениях и что вам нужно исцелить, будет медленно его осознавать. Ваш (а) супруг (а) поймет, что перемены выходят далеко за рамки того, чтобы перестать быть с вами некрасивым.Это может занять время и, возможно, получить помощь из внешних источников. И вы можете дать себе время, чтобы исцелиться от прошлых ран, потому что это естественный процесс, который нельзя торопить.

3. Замечательный шаг. Это похоже на наблюдение за тем, как ваш ребенок улучшается по математике или овладевает языком. Возникает осознание того, что ваш супруг растет. Поскольку ваша бдительность остается наготове (это номер один в этом списке), ваша наблюдательность высока, и вы можете видеть, что на горизонте появляется что-то новое.Ожидаемого поведения не бывает, и на его место приходит новое, прекрасное: внимание, мягкость, чуткость, щедрость времени и усилий. Отсюда начинают расти уважение и доверие. Подождите, пока этот шаг развернется. Чем больше уважительных наблюдений вы сделаете, тем сильнее будет ваше доверие к супругу.

4. Уважение и доверие позволят вам постепенно открыться. Вам не нужно заставлять это делать; это тоже будет естественный процесс. В «вас», испытавшем всю эту боль, появятся новые вещи: защищенность, исцеление и вновь обретенное уважение.Это то новое, о чем вы сможете поговорить. Ваш супруг открывает дверь к близости, когда вы знаете, что он или она вас услышали. Вы хотите быть уязвимыми и открываться все больше и больше.

5. В свою очередь, ваш (а) супруг (а) сможет рассказать о своем зарождающемся осознании своего прошлого эгоизма и причинения боли, а также о любых сожалениях по поводу них. В этих признаниях он / она тоже будет уязвим, и это откроет дверь для новой любви.

Каковы преимущества этого сложного процесса? Это больше, чем просто влюбиться и даже больше, чем сохранить семью.Это что-то богатое и зрелое, чего вы не можете почувствовать в первый раз: это твердое знание того, кем на самом деле является этот другой человек, ведущее к гораздо более глубокой связи, большему уважению и более сильному доверию, чем вы могли бы когда-либо иметь с новый человек.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *